Я замечаю маленький, совсем крошечный водоем, почти незаметную кляксу, чернеющую среди зеленых просторов. Разве его можно сравнить с Тихим океаном, водоемом, в котором училась плавать я? Мне остается только пожалеть ее, но, кажется, маму это совсем не печалит.
Теперь, когда мы оказались здесь, отличие ее произношения от нашего стало особенно заметно: например, она говорит «бывали», вместо «были», а «план» называет «распорядком». И почему я не замечала этого раньше?
Финн наклоняется ко мне и сжимает мою ладонь в своей.
– Я думаю, мы почти приехали, – замечает он, и я смотрю в ту сторону, куда направлен его взгляд.
Шпили прорываются сквозь кроны деревьев на горизонте: башни, возведенные из камня, и крыши, обитые черепицей. Я зачарованно разглядываю этот вид из окна, когда мы въезжаем в ворота, в то время, как колеса нашего автомобиля скрипят по мощенной брусчаткой дороге. Наконец мы останавливаемся на пороге перед огромным домом. Хотя фактически это настоящий дворец.
– Дети, это Уитли, – говорит мама. Она уже открыла дверь машины со своей стороны и спустила ноги на брусчатку.
Я смотрю на особняк, возвышающийся за ее плечами.
Он невероятно огромный, пугающий и в то же время прекрасный.
Все эти качества смешались в нем воедино.
Для него можно подобрать много подходящих определений, но, пожалуй, главный эпитет, который больше всего подходит этому зданию, – «устрашающий».
Около него стоит хрупкая женщина, которая ждет мою маму, чтобы обнять ее.
Она притаилась около парадных дверей, будто крошечная птичка. У нее смуглая кожа, а вокруг головы повязан цветастый платок: кажется, ее сияющие черные глаза могут заглянуть в самые потаенные уголки моей души. От этого взгляда я вздрагиваю: она улыбается мне кривой усмешкой, словно отлично знает, что я сейчас чувствую. Да и вообще, у меня создается ощущение, что она знает обо мне все – что она знает все на свете.
Она представляется нам Сабиной, хотя мама называет ее просто Сабби. Так, словно они знакомы уже лет сто, хотя до сегодняшнего дня я ни разу не слышала, чтобы кто-то упоминал о ней. Все это кажется мне какой-то бессмыслицей, и мне становится любопытно, испытывает ли Финн то же самое, что и я.
Но, кажется, он не чувствует и капли моего потрясения и замешательства, пожимая руку Сабины. Он серьезно улыбается ей и вежливо произносит:
– Приятно с вами познакомиться.
Наступает моя очередь, и я ловлю на себе пристальный взгляд Сабины, ее темные глаза пронизывают меня насквозь, будто она пытается прочитать мои мысли.
– Приятно познакомиться, – выдавливаю я из себя заученную вежливость.
Уголки ее губ приподнимаются, морщинистая рука хватает мою. Ее кожа холодна, как лед, и по спине снова пробегает дрожь. В ответ она улыбается, и что-то в ее манерах выводит меня из себя, волоски на моей шее становятся дыбом, а каждый позвонок в моей спине выстраивается в идеально прямую линию.
– Смерть предрешена, я вижу. Жребий был брошен, – очень тихо бормочет она себе под нос, и я единственная, кто это слышит.
– Что? – смущенно переспрашиваю я.
Но она встряхивает головой.
– Не беспокойся, дитя, – твердо говорит она мне, – тебе не стоит переживать об этом, во всяком случае, пока.
Но я не могу не беспокоиться, потому что ее слова прочно оседают в моей голове.
Она ведет нас к нашим спальням и на пути поворачивается ко мне.
– Здесь ты должна меня слушаться, – сообщает она как само собой разумеющееся, так, словно я никогда не помышляла о том, чтобы спорить с ней. Я открываю было рот, но ее пронзительный взгляд не позволяет мне произнести ни слова. – Я обеспечу тебя всеми необходимыми снадобьями и препаратами, чтобы ты могла держать в руках свою… болезнь. Я делаю это в твоих интересах. И в интересах этой семьи. Ты должна довериться мне.
Ее речь звучит как неоспоримое утверждение, а не вопрос ко мне.
Она останавливается около двери в комнату Финна и позволяет ему войти, а затем мы продолжаем наш путь по коридору по направлению к моим покоям.
Перед большой деревянной дверью она поворачивается ко мне лицом.
– Если тебе что-то понадобится, сразу зови меня.
Она оставляет меня совсем одну в огромной комнате, напоминающей пещеру.
– Смерть предрешена, – полушепотом бормочу я себе под нос, бессмысленно уставившись на свой чемодан: он стоит в ожидании, пока я распакую его, но моя спальня слишком большая, чтобы я могла почувствовать себя здесь как дома.
Домой – вот куда мне хотелось бы вернуться больше всего на свете, только бы подальше от этого странного места, от всех этих людей с их загадочными словами и повадками.