Невозможно описать словами, насколько это нечестно.
А теперь еще не хватало, чтобы Дэр потерял веру в мир.
Это уже слишком.
– Вставай! – командую я, подходя ближе к нему и хватая его за руку.
Я тяну его до тех пор, пока он не поднимается на ноги, а затем я тащу его к двери.
– Поехали в город?
Это противоречит всем существующим правилам, и мы оба это отлично знаем. Если нас поймают, то мы попадем в большую беду, оба. Дэру не положено выходить из дома, мне же запрещено покидать территорию поместья.
Дэр начинает на автомате отрицательно мотать головой, но я еще крепче вцепляюсь в его руку.
– Ты что, боишься их?
Он молчит, и меня пронзает луч счастья, когда я замечаю знакомые искорки в его глазах.
Вот оно!
Этот его взгляд: «Дерзни, брось мне вызов».
Мое сердце начинает бешено колотиться, потому что передо мной настоящий Дэр, и он вернулся, пусть даже всего на минуточку. Он ничего не боится: он просто не знает, что такое страх.
– Хорошо, – соглашается он, – но только поедем не на великах, а на скутерах. Не хочу, чтобы ты перенапрягалась.
Меня это раздражает, потому что все постоянно повторяют мне нечто подобное… будто я инвалид, а не помешанная. Но когда Дэр говорит это, я предпочитаю не спорить.
– Хорошо, – только и отвечаю я.
Мы проскальзываем сквозь черный ход и спускаемся по тропинке к гаражам, где ждут нас скутеры.
Когда мы едем в город, а ветер ударяет нам прямо в лицо, я решаюсь спросить:
– Почему ты разговариваешь не так, как они? Только иногда произносишь что-то с английским акцентом. Это странно.
Дэр насмешливо смотрит на меня.
– Мой отец был французом. Не хочу разговаривать, как Ричард.
– Но ведь теперь ты англичанин, – привожу я свои аргументы, – и иногда это слышно по твоему произношению.
– Это самое грубое, что ты мне когда-либо говорила.
Я вообще не могу вспомнить, когда я говорила ему хоть что-то грубое, но решаю не спорить с ним на этот раз. Вместо этого я сосредотачиваюсь на дороге, стараясь не наехать на выбоину, для чего приходится резко тормозить и разворачиваться. Мы словно ниндзя, ускользающие и возвращающиеся в родные земли так, что наша семья даже не знает об этом.
Иначе нам придется расплатиться за час свободы. В особенности Дэру.
– Почему дядя Ричард так жесток с тобой? – спрашиваю у него я, когда мы паркуем наши скутеры возле тротуара в ближайшей деревушке.
Он пожимает плечами.
– Думаю, у него для этого много причин, – отвечает он, показывая на ларек с мороженым. – Хочешь?
Всегда. И ему это прекрасно известно.
Он покупает мне стаканчик шоколадного, себе же берет ванильное, и мы садимся вместе в тени аллеи, поедая наше лакомство. Мое уже начинает таять, и я наблюдаю за тем, как снаружи стаканчика появляются маленькие капельки.
– Твой дядя не любит меня, потому что я заставляю его раздумывать о вещах, о которых он предпочел бы забыть, – наконец признается Дэр.
– О каких вещах?
Дэр встряхивает головой.
– Это взрослые дела, Калла. Тебе не стоит об этом беспокоиться.
Но у меня не получается. Я беспокоюсь об этом. Я не могу перестать переживать за него. Я так устала от того, что от меня все скрывается за семью печатями, устала, что со мной постоянно все ведут себя как с маленькой.
– Кто кричит по ночам? – спрашиваю я настойчиво, и Дэр отворачивается, что дает мне понять, что он знает ответ.
Но он снова мотает головой.
– Не знаю, что ты имеешь в виду.
– Все в порядке, – шепчу я, потому что отлично знаю, что он лжет, – можешь рассказать мне. Я тебя не выдам.
На секунду, на одну крошечную секунду мне кажется, что он вот-вот мне признается. На его лице застыло выражение задумчивости, глубокого размышления, и я думаю, что он откроется мне, но… этого не происходит. Он просто кладет еще ложечку мороженого себе в рот и отодвигается подальше.
– Да нечего тут рассказывать, – говорит он безучастно, и я понимаю, что разговор закрыт.
Он мне не доверяет. По крайней мере, пока.
– Ясно.
Я ем свое мороженое, и когда оно заканчивается, я поворачиваюсь к Дэру.
– Не хочу возвращаться, – заявляю я.
– Нам придется вернуться, – отвечает он, забирая у меня из рук стаканчик и выбрасывая его в мусорку.
– Потому что мы оба пленники? – спрашиваю я, воскрешая в памяти его слова, сказанные пару лет назад.