– Я из Миуловых, – лаконично сказала она.
– Ничего себе! – воскликнул третья.
– Да у нас командир из первых! – шокированно заметил новый голос, ещё не отметившийся в разговоре.
– То-то мы думали, откуда наш командир подцепила такие сисяндры?! Не заразно ли это? – начала рассуждать Кофеева.
– А я бы не отказалась от таких, – сказал пятый голос.
– Вечная беда плоскодонок – зависть к чужим сиськам. И куда бы тебе столько? – встрял опять третий, обратившись к той.
– А что, пригодятся! О, клапан засвистел. Как-то за разговором и перегрузка не почувствовалась, а мы уже из атмосферы почти вышли, – откликнулась та.
– До её границы ещё далеко, – поправила её командир.
– Да какая разница, так, к слову пришлось, – отмахнулась от её аргументов пятая.
– И ускоряемся мы довольно медленно, и наш биологический механизм компенсации нивелирует все неудобства. Нужно помнить, что первая планета кэтианцев, Кэтиа, а потому наш запас прочности очень велик, – добавила командир.
– Нам бы пару месяцев адаптации, и мы бы в лёгких костюмах прыгнули! – добавила Кофеева.
– Не бравируй. Кэтиа не Тау, и там сила тяжести в девять раз выше и при прыжке с высоты нескольких километров самое страшное не вывих, как на родной луне, а угроза гибели. Как бы мы ни были крепки, но даже нас материнская планета может легко убить, – урезонила её командир.
– Тогда давайте помолчим и подумаем. У нас не так много времени осталось на это. Когда нас сбросят, станет не то рефлексии, – предложила опять Кофеева.
– Давайте, но ведь это ты затеяла этот разговор, – ответила командир.
– Признаю, это было ошибкой, – пошла на попятную её собеседница.
– Вот нас и скинули, – прокомментировала появившуюся невесомость командир.
– Сейчас начнётся самая жара, – добавила Кофеева.
– Не наговаривай, просто горки и тряска при ходе в атмосферу, а вот то, что ты сказала, будет, когда нас из капсулы автоматика выбросит, – не согласилась с ней она.
– Ты, видать, педантка по жизни. Скучно, наверное, так жить? Давай просто получим удовольствие, возможно последнее в жизни, а? – обратилась к ней Кофеева.
– Я не против, просто уточнила. Пока идет вторая фаза снижения, можно. Тем более это почти безопасно, если сравнить со следующими, – откликнулась командир.
Вдруг в капсуле заморгал красный свет.
– Ну вот, накаркала. Крепче держитесь! – отозвалась Кофеева.
В этот момент капсула буквально рассыпалась на части, которые, ускорившись, устремились вниз. Десантников же стало разносить в стороны, что, впрочем, так и задумывалось. За эти мгновения раскроется тормозной волан, и, чтобы себя не угробить, нужно ещё развернуться спиной к земле.
– Есть контакт, – удовлетворённо произнесла командир, когда устройство сработало.
Кто-то сильно заматерился, а потом попрощался.
– Нас осталось девять, да, командир? – спросила всё та же Кофеева.
– Мы и так нарушили радиомолчание, помолчи, – приказала та ей.
– Здесь не спецоперация, в которых ты, видимо, мастак. Тут нас ждут, и сейчас начнут таких беззащитных убивать. Волан тормозит, но не маневрирует, и падаем мы прямёхонько вниз. Сейчас начнут щипать и атмосферники, пока наши свои не успели выбросить в достаточном количестве. Затем будут лупить зенитки. И даже переход на крыло нам мало поможет. Главное не нарваться на встречный бой, – упорно не желала молчать Кофеева.
Да ей просто страшно, мелькнула мысль у командира. Но ей и самой сейчас было жутко, потому она ничего не стала говорить. Индикатор показал смерть ещё одной подчинённой. Похоже, началось то, о чём говорила рядовой второго класса. Атмосферники, будь они неладны. И ничего не сделаешь, остаётся положиться только на везение и теорию больших чисел, и надеяться, надеяться, что именно тебя не собьют. Погасли сигналы ещё от двоих, и в этот момент волан слез, словно шкура со змеи. Исключительно на рефлексах стало разворачиваться и раскладываться крыло и в этот момент с чем-то столкнулось так, что потемнело в глазах. И это в механизированном доспехе!
Когда немного протрясла голову, выяснилось, что врезалась в противницу, но поскольку та была легче бронирована, то оказалась без сознания. Пока это не изменилось, почти мгновенно, из встроенного в броню предплечья плазмомёта, разнесла её голову. Вот теперь можно и оглядеться. Крыла почти не было и об удачной посадке можно только мечтать. М-да, шансов уже не оставалось. Ещё большую тоску наводил индикатор, показывающий, что живы только она и Кофеева. Тогда можно только побольше забрать жизней противника. Не ожидала она, что так внезапно с тупого столкновения в воздухе начнётся встречный бой. Экстренный сброс позволил избавиться от остатков крыла, и уже ничто не мешало встать на противнице, словно доске для сёрфинга, и оглядеться. Да, хвост сейчас очень пригодился для удержания тела в устойчивом положении. Падать ещё предстояло относительно долго, тем более и враги не прекращали пролетать мимо и вверх. Ну что же, тяжёлый плазмомёт мне в помощь.
До земли оставалось уже совсем немного, и скорость приближения однозначно намекала: не выжить! И тут пришла идея. Мешкать было нельзя, пришлось срочно прижаться к противнице. Так, гранаты в пускатели на запястьях. Смотрим вниз. Не боимся. Смерти нет! Так, три, два, раз… запуск. Взрыв внизу она увидела, но уже не услышала…
Планета Тау, примерно месяц спустя. Парк при госпитале
– Кто это, Фуа? – спросила женщина, на вид лет тридцати – тридцати пяти с серебристыми волосами, смотря на девушку, рыдающую возле дерева.
– Это Рис Миулова. Была в первой волне. Чудом выжила. Потеряв крыло, подорвала под собой гранаты, создав некоторый встречный поток для торможения, – ответила ей помощница, взглянув в планшет.
– И как она выжила? Гранаты вроде рассчитаны на поражение и мобильного доспеха? – выразила своё недоумения ей Великая Праматерь.
– Прикрылась трупом противницы, убитой ей же в воздухе, – пояснила та.
– Даже так. Ловко. А чего она тогда убивается? – поинтересовалась новыми деталями старшая.
– Её комиссовали. Нет, вылечили всё и как положено, но было принято решение, что её генофонд представляет ценность. Она из первых, – добавила Фуа.
– Да, и смелость и находчивость тут ни при чём конечно же. Ну-ну. А кто она такая, я по фамилии догадалась, не маразматичка как-никак. Так, понимаю, и жеребчика ей по евгенической программе подобрали… как бы. Что-то меня напрягают попытки высокопоставленных чиновниц протолкнуть своих сыночков в осеменители мимо Арены. Ну-ка, пошли к ней, – потребовала Великая Праматерь.
– Стойте, мы здесь инкогнито, и, если приблизимся, искажающие щиты спадут! – испуганно воскликнула Фуа, видимо громко, раз Рис стала оглядываться.
– Ты хочешь сказать, будто гораздо важнее, узнают или не узнают, что мы были здесь, чем судьба столь смелой и решительной кэтианки? Нет уж, я им испорчу всю малину. Ишь чего удумали, подложить одну из первых под какого-то кабанчика. Она отправится учиться на Кэтиа! – патетически закончила свою речь Великая Праматерь.
Глава 2
За окном муха лениво жужжала стрекоталками. Ну, как лениво? Она, мне думается, считает, что очень даже резво. Просто, когда ты в ускорении, то восприятие возрастает настолько, что кажется будто время замедляется. Понятное дело, что и не жужжала. Три стекла и все бронированные. Переменная толщина. Герметичная посадка в пазы. Виброгасители по периметру. Звук не может проникнуть ни туда, ни сюда. И даже лазер бесполезен для съёма вибраций с поверхности. Что вы хотите, элитная школа спектраторов и никакой балды! Однако персонально для меня сейчас пела армировка композита, из которого построено это здание. Ни для кого больше, проверял.
Это некая моя уникальность, слышать и видеть больше остальных. А мне очень хотелось услышать эту муху, вот и получил то, что очень желал. Ещё две штуки надо, прямо очень, а так просто из здания нас не выпускают. Вернее, не сами они, а только их гравитационные компенсаторы и генераторы стоячей волны переменного шага. Нужно понимать, при такой силе тяжести, как на Кэтиа, никакие крылья не помогут оторваться от земли. Это на девяти лунах она примерно как на Земле. Ну, плюс-минус. Во всяком случае, в соответствии с моими прикидками, а эта планета сверхгигант и здесь она раз в семь-восемь выше. Однако ни мне, ни вообще остальным кэтианцам такая ерунда не мешает. Вот и эта муха себе летает, на антиграве.