Мне отчаянно хотелось, чтобы всё это закончилось. Хотелось, чтобы просто перестало болеть, чтобы не ныли ноги, но свербило в кишках, не тянула челюсть, не было жажды и ломоты в теле. Странно, ещё только с час назад я наслаждался свежестью утра и так хотел жить, а сейчас я готов променять свою жизнь на покой и отсутствие боли. Слёзы бежали по лицу, я молился, чтобы всё это кончилось, а он стаскивал с меня ботинки.
Под конец он пнул меня ещё раз под рёбра, сердце зашлось, и перехватило дыхание, а он продолжал что-то злобно бубнить себе под нос. В конце концов, он оставил меня в покое, схватил всю коробку с помидорами вместе с моими ботинками и спрятался подальше за мусорные баки, забился в угол, и оттуда ел, злобно сверкая на меня глазами, а я лежал и тихо скулил от боли, а в голове звучали почему-то строчки Бродского:
Сжимающий пайку изгнанья
в обнимку с гремучим замком,
прибыв на места умиранья,
опять шевелю языком.
Сияние русского ямба
упорней – и жарче огня,
как самая лучшая лампа,
в ночи освещает меня.