Ей импонировало, что я её на девять лет старше. Она смотрела на меня такими восторженными глазами! Конечно, девочка приехала из Сестрорецка, жила в общежитии, думаю, и это сыграло свою роль – трёхкомнатная квартира в пяти минутах от Невы была пределом её тогдашних мечтаний. Мама хмыкнула, но Иру приняла. А что ей ещё оставалось? К тому моменту она уже не выходила из квартиры – подниматься на четвёртый этаж стало для неё слишком тяжелым испытанием. Мама по ночам стонала, но утром появлялась одетой и с причёской, говорила, что стонала во сне. Старалась держаться. Мама никогда не признавала домашних халатов, в отличии от Иринки, для неё это было «мещанство». А признаться в том, что боли не дают ей спать, было для неё всё равно, что появиться голой.
Мы жили все вместе, Ира ухаживала за мамой до последних дней, а когда мамы не стало, предложила продать квартиру и купить новую, а мне было так больно смотреть на мамину комнату, что я согласился. Так мы переехали в Девяткино. Мне было тогда уже сорок два.
Так сложилось, что у нас не было детей. Мы пытались, но ничего не получилось, даже ходили на обследования, но все они оказались такими дорогими. К тому моменту мне было уже сорок пять, и Ира, я уверен, думала, что дело именно во мне. Мы очень отдалились друг от друга. Собирались усыновить ребёнка, но психолог сказал, нам нужно в первую очередь наладить отношения в семье. Ира сникла. Мне даже кажется, она пыталась забеременеть где-то на стороне, но я не знаю этого наверняка, да и всё равно, сейчас-то уж точно всё равно. Я не понимал, почему она так убивается, я спокойно мог прожить с ней и без детей, а у неё тихие слёзы чередовались с приступами злобы, когда она опускалась до этой избитой театральной банальщины – «ты мне всю жизнь испортил». Мне казалось, она это не всерьёз, ведь никакой трагедии не было. Тем более, что я вообще не выношу драм, особенно таких карикатурных, но сейчас я думаю, что это не было просто истеричной манипуляцией избалованной женщины, возможно, она, в самом деле, считала меня виноватым.
Наверное, это старческое – я не могу долго стоять на одном месте, начинают гудеть ноги. Это не то, чтобы боль, но такое ощущение как будто очень-очень устал, и хочется посидеть. Слово «ноющий» хорошо описывает эти ощущения, да, это какое-то нытьё, будто ноги жалуются мне на свою тяжелую жизнь. Возможно, это из-за того, что я столько лет простоял у школьной доски, тыкая указкой в разные карты. Так или иначе, нужно идти. Снова идти в никуда…
Я решил перейти набережную и пройтись до Сенного рынка, а оттуда, может быть, выйти к Неве, посмотреть на Зимний так, как я смотрел на него в детстве. Возможно, у рынка повезёт чем-то угоститься, тогда к Неве я не пойду. Я никогда не был практичным человеком, дельцом, честолюбцем. Я знаю, что у рынков надо оказываться за полчаса – час до закрытия и терпеливо ждать, и тогда бывает, перепадает что-то совсем свежее, почти без плесени. Но такой уж я неприспособленный, как часто говорила Ирина. Да, что тут взять, моя жена оказалась куда сноровистей.
Впрочем, Нева – это всё лирика. Если у рынка не повезёт, нужно будет, минуя Невский, вернуться к ночлежке – так мы называли дом на Грузинской улице, за кладбищем, стоящий на снос. Там мы и ночевали всё лето, там вчера и отмечали день рождения беззубой Таньки. Надо будет обязательно вернуться и пересидеть, потому что днём менты нас гоняют: с мая начинается сезон, в Петербург съезжаются туристы, и мы тут совсем не к месту. Говорят, раньше забирали в ментовку или в вытрезвители, но сейчас просто бьют в переулке и бросают. Даже скорую никто не вызывает. Мы один раз вызвали – Толику крепко досталось, он раньше в суде работал и, видимо, по привычке, мента «гнидой» назвал, так его так отделали, что мама родная не узнает. Приехала скорая, остановилась, постояла с минуту, и уехала. Мы попробовали позвонить ещё раз, но на подстанции нам ответили – ещё раз будет ложный вызов, мол, ответите по закону. Вот так вот. Закон, он, штука односторонняя.
Я решил идти дальше по набережной: ветер почти перестал, и такое красивое утро, солнце в лицо – это ли не счастье? Там можно будет пройти дворами до Сенного, надо будет только свернуть за кафе. Я хорошо знаю Питер, теперь ещё лучше, чем раньше. Помнишь расположение мусорных баков, знаешь «кормовые» места – у всех есть такие, секретные.