Затем г-жа Барбленэ посмотрела на меня испытующим взглядом или, скорее, так, как ищут на лице след удара. Сесиль тоже посмотрела на меня, но она искала моих глаз. Казалось, мысли отступали как можно дальше, в глубину серо-зеленых глаз, чтобы с разбегу броситься прямо на меня.
Наконец г-жа Барбленэ открыла рот:
— С божьей помощью, вы не часто слышали такие речи, как те, что говорит вам наш кузен? Я чуть не сказала «мой племянник», вспоминая его лета и то, что его мать была когда-то настоящей сестрой для меня. Когда я была барышней, я на каникулах жила два раза по целому месяцу в чудесном имении, которое было у моего дяди, председателя Ле Мениля, в департаменте Дром. Это его портрет вы видели в гостиной, над роялем. А мой дядя, председатель, был в то время, дорогой Пьер, опекуном вашей матери. Вы, наверное, не знаете, что там, в имении председателя, когда однажды, к началу охоты, съехалось несколько человек гостей, мы впервые встретились с молодым человеком, который впоследствии просил руки вашей матери? Да. Я даже могу сказать, что ваш отец как будто некоторое время не знал, ухаживать ли ему за вашей матерью или за мной. Впрочем, я поздравляю его с удачным выбором.
— Мне кажется, моя мать когда-то рассказывала мне об этом.
— Правда, с тех пор, что вы больше не ребенок, вы так мало видали вашу мать. Сперва — коллеж, потом — ваша профессия. Мать нашего кузена, — добавила она, обращаясь ко мне, — умерла во время одного из его первых плаваний. Несомненно, ему всегда не хватало материнского влияния. И вы признаетесь мне, мадмуазель Люсьена, что вы это заметили.
И она очень величаво рассмеялась.
Потом продолжала:
— Вы забыли сообщить нам, дорогой Пьер, как обстоят у вашего отца дела с охотой. Так как можно сказать, мадмуазель Люсьена, что охота занимала в жизни отца нашего кузена не совсем обычное место. Собственно говоря, он и женился, охотясь, и я не знаю, не охота ли его сделала вдовцом.
— Как так?
— Ну да, дорогой Пьер. В тот год ваши родители остались поздней осенью на неделю дольше, чем всегда, в деревне, и в очень сырой деревне, несмотря на состояние, в котором уже была ваша мать, все из-за охоты, задуманной этими господами.
— Но вы же знаете, что моя мать была очень больна год перед тем.
— Тем более, друг мой. Мужчины часто большие эгоисты. Девушки должны это твердо знать, чтобы не слишком быть разочарованными впоследствии. Да, очень себялюбивы, очень склонны думать, что все идет отлично, когда они сами удовлетворены тем, что их занимает.
Она вздохнула.
— Вы думаете, дорогой Пьер, ваша мать продержалась бы так долго, как я, если бы ей пришлось жить в доме, в котором я живу?
По длинным, ровным спускам мы приближались к Нотр-Дам д'Эшофур. Более звонкое щелкание конских копыт, колеса, поющие под тормозом, как камень точильщиков, луч солнца, щедро отпущенный прекрасными облаками, теплый воздух, отчетливый запах земли, близость домов, чувство привала, — все это внезапно пробудило во мне восторг, ощутить который душа моя имела, вероятно, и другие причины.
Мои мысли потеряли часть своего веса. Они взлетели, жужжа. У меня больше не было желания сохранять их связанными между собой. Мне было безразлично, вяжутся ли они друг с другом. Предвидение, воспоминание становились для меня чем-то таким новым, что я их больше не узнавала. Я представила себе извозчика, который поутру ведет своих лошадей вдоль дороги. Он выпил белого вина. Он шагает между двумя рядами тополей, еще без листвы, но уже зеленеющих. Он ни о чем не думает, но он привязан к сотне мыслей, более сладких потому, что они ему не принадлежат. У него есть только тень и отсвет сотни мыслей, которые пролетают над ним, округленные и легкие, как те облака, что я вижу вверху; они гораздо лучше оттого, что это не его мысли, как будто дорога и вино сделали их всемирными.
Я говорила себе: «Лучше нет ничего. Рядом с этим всякое другое счастье словно таит в себе скрытое проклятие. Оно пахнет лихорадкой и кровью. Оно пахнет усилием и рабством. Во всяком другом счастье есть что-то страшное, как будто оно чего-то ждет от нас. Даже любовь я умоляю стать легкой, чтобы носиться вровень с этим опьянением. Я не хочу слышать, требует ли она большего. Теплое солнце, пение колес, запах земли, спутанные дома! Пусть в самой любви будет эта несвязная близость нескольких чудесных существований и общее их вознесение опьяненной душой до высоты всемирных облаков».
XIV
Март сказала мне:
— Если вы хотите немного привести себя в порядок, подымемся ко мне в комнату.
После стольких часов дороги мне, конечно, нужно было поправить свой туалет. Остальным тоже, так как, в общем, все мы только что вернулись из путешествия. Семейство рассеялось по комнатам. Служанка была занята обедом, и Сесиль, по-видимому, тоже прошла к ней на кухню. Таким образом, никто не обратил внимания, когда мы поднимались во второй этаж.