Тайеб и я, потратив на это почти весь день, терпеливо уговаривали старейшин афаров. Мы объясняли, что пришли сюда только затем, чтобы собирать древние кости и древние камни. Разумеется, старейшины не верили ни одному нашему слову. Вся земля здесь состояла из камня — на что он нужен? А костей полно повсюду. Есть их нельзя, сжигать тоже. Проще всего отшвырнуть их ногой; так делали афары на протяжении сотен лет… Однако нам все же разрешили остаться — после обмена небольшими подарками и предложения прикрепить к лагерю в качестве наблюдателей пару членов племени, которые воочию убедились бы, чем занимаются европейцы. Когда спустя несколько недель выяснилось, что сумасшедшие иностранцы действительно собирают камни и кости и ни о чем ином не помышляют, наши инспекторы удалились. Вместо них в лагере появились другие афары. Они продавали повару Кабете коз, некоторые нанялись рабочими. Вслед за ними пришли их жены с детьми. В нескольких сотнях ярдов от основного лагеря как грибы выросли хижины афаров. Вскоре застой местной экономики кончился и началось ее процветание.
— Мы можем все испортить, — сказал Грей. — А вдруг нас поймают?
— Уже поздно. Они ничего не заметят.
— Нас они пристрелят, а отряд выгонят.
— Мне нужна бедренная кость.
Между тем мы уже подошли к могиле. Это была пирамида из камней, сложенная, должно быть, много лет назад, так как одна из ее сторон совсем обвалилась. Я заглянул внутрь и увидел груду костей: захоронение было семейным. А на самом верху, как нарочно, лежала бедренная кость. Том схватил ее. Мы оглянулись — вокруг не было ни души. Завернув кость в рубашку, Том принес ее в лагерь. В ту же ночь я сравнил ее с нашей находкой. Если не считать размеров, они почти ничем не различались.
Коленный сустав, найденный в конце первого полевого сезона, вызвал невероятное оживление в лагере. Хотя в последующие годы будут сделаны другие находки — в большем количестве и лучшей сохранности, — ни одна из них не подействует на меня так остро, как эта. Наверное, есть что-то особенное в первом самородке. Я думаю, золотоискатель чувствует нечто подобное. Ведь по натуре он игрок, мучимый надеждой. Он живет одной лишь верой, что в этом лотке грязи или в крайнем случае в следующем он обнаружит драгоценный металл. Если он однажды нашел золото, его существование, смысл самых тайных его поступков оправданы. Занимаясь сбором окаменелостей, вы испытываете приблизительно те же чувства. Пейзаж здесь очень однообразен, жара стоит невыносимая. Вы приехали издалека, и немало людей поставило на вас, веря в успех вашего предприятия. Конечно, кости и сами по себе интересны, но вы скоро пресыщаетесь. Как говорит Том Грей, наступает момент, когда вы уже не в силах поднять еще один лошадиный зуб. Но вы все же подбираете его. Постепенно перед вами начинает вырисовываться рамка складной картинки. Каждый новый кусочек дополняет ее. И вдруг вы находите ключевую деталь вашей головоломки! Это мгновение вы будете помнить всю жизнь.
Коленный сустав был самым выдающимся открытием первого полевого сезона. Поскольку проксимальный (верхний) конец бедренной кости не сохранился, мы не могли сказать, как он сочленялся с тазом. Однако неподалеку от первой находки были обнаружены еще два фрагмента — обломанные верхние части бедренных костей. Одна лежала совсем рядом с коленным суставом, другая примерно в пятнадцати метрах от него. На второй были заметны следы зубов хищника, который, видимо, тащил ее с места на место, а потом грыз. Кости относились к тому же горизонту, что и коленный сустав. Они были одного с ним цвета и размера. Я думаю (хотя не могу доказать), что это были остатки ног одного индивидуума.
Полевой сезон близился к концу. Тайеб со своей командой вернулся во Францию, мы с Греем остались сворачивать лагерь. Мы упаковали все имущество и сложили его в грузовики, покончили с писаниной, подчистую доели все остатки пищевых продуктов. Потом расплатились с местными рабочими, которых наш внезапный отъезд привел в не меньшее изумление, чем несколько месяцев назад — приезд.
Афары в то время уже вполне привыкли к нашему присутствию. Мы покупали у них коз по хорошей цене — около 15 долларов за штуку (до нашего появления ходовая цена была намного ниже). У них появились деньги, немалый запас консервированных продуктов и еще масса всякой всячины, с которой мы охотно расставались, чтобы иметь «никому не нужные» кости и камни. Некоторые из наших рабочих выучили несколько английских слов и с радостью узнали, что мы собираемся вернуться на будущий год. Они даже пообещали, что снова придут работать к нам.
Однако через год только один или два человека появились в лагере. Афары — прекрасные люди, но нельзя полностью доверять их словам. С другой стороны, назвать их ненадежными я бы не мог, это было бы несправедливо. Мы не должны оценивать их поступки по нашим стандартам. Кочевники совсем другие люди, у них иное ощущение времени.
Они не имеют понятия об историческом прогрессе, потому что их собственная жизнь не изменяется и за тысячу лет. У них нет никакого представления о размерах и форме Земли. Почти никто из них не бывал за пределами Афарского треугольника.
Всякий чужестранец, появившийся в их краях, представляется афарам странным и непонятным. Он не вписывается в местные условия, не приспособлен к жизни в пустыне. Через неделю он умрет от голода или жажды. Мы привезли с собой почти все необходимое, кроме воды, которую брали из реки, и коз, которых покупали у афаров. Но и коз здесь было немного. Афары редко едят мясо и почти никогда не пьют молоко; эти продукты обмениваются на другие товары.
Иногда я с беспокойством думаю о том, к чему может привести наше вторжение в жизнь афаров. Постоянно покупая коз, мы взвинтили на них цены. Люди пригоняли их к нам издалека, так как знали, что экспедиционный повар Кабете покупает по штуке каждые два дня.
Несмотря на все свойственные кочевникам особенности, афары были хорошими работниками — толковыми и исполнительными. Необыкновенно острое зрение позволяло им успешно заниматься осмотром местности. Когда они поняли, что мы ищем, и узнали, что нас особенно интересуют ископаемые остатки гоминид, они стали без труда распознавать их и приносить в лагерь. Однако поручить им просеивать гравий в жаркий день и ожидать, что они будут этим заниматься, когда у них есть дела поважнее, мог только человек, не понимавший их психологии и стиля жизни.
Самыми лучшими и надежными рабочими были люди из племени тигре, которое живет к северу от Афарского треугольника. У нас в лагере их было несколько, так же как и амхара — представителей правящего племени из эфиопских высокогорных районов. Амхара более образованны по сравнению с другими жителями Эфиопии, на которых смотрят сверху вниз. Они привыкли отдавать распоряжения, а не выполнять их. Независимость афаров иного свойства. Они живут в своем собственном мире, недосягаемом для других.
Однажды я сидел в кругу афаров и с помощью одного из наших рабочих, знавшего их язык, пытался объяснить им, чем мы занимаемся. Они вежливо слушали, но явно считали нас за не вполне нормальных людей. Правда, их это ничуть не беспокоило. Они с удовольствием наблюдали за нами и часто спорили, стремясь угадать, что мы станем делать дальше. Они развлекались тем, что передразнивали нас, но самым непревзойденным мимом был один из рабочих-тигре. Он считал сумасшедшим всякого, кто ходил вокруг, приставив к глазу маленький черный ящичек, издававший смешные щелкающие звуки — «клик-клик-клик». Схватив коробку из-под сигарет или жестянку из-под бисквита, он, низко пригнувшись, бегал по лагерю и цокал языком, так что все покатывались со смеху. Вдохновленный всеобщим вниманием, он начинал с важным видом прохаживаться взад-вперед, выпятив грудь, уперев руки в бока и высоко задрав голову. Здесь уж никто не выдерживал — перед нами был вылитый Тайеб.