Я понимал, что настало время обсудить эти странные находки с другими искателями плио-плейстоценовых ископаемых. Я нуждался в аргументах за и против и в конце концов решил просить Ричарда Лики приехать в Хадар. Я был должником Ричарда: два года назад я посетил Кооби-Фора, имел возможность наблюдать за ходом работ и побеседовать с учеными. Теперь, когда я и сам мог показать кое-что Ричарду, я должен был в свою очередь пригласить его. Мне нужно было общение: поговорить, послушать, сравнить, обменяться идеями. Поэтому я послал Ричарду письмо, приглашая его самого, его мать Мэри, его жену Мив, а также всех, кого Лики захотел бы взять с собой.
Приехали все трое, захватив для компании Джона Харриса — мужа сестры Мив, специалиста по жирафам, который работал палеонтологом в Кооби-Фора. Ричард доставил всех в Аддис-Абебу на своем собственном маленьком самолете. Здесь он посетил министерство культуры, чтобы навсегда покончить с обвинениями, будто находки, которые я вывез из Эфиопии, отданы музею в Найроби. В этих обвинениях, сказал Ричард со всей решительностью, нет ни слова правды. Находки отправлены в США для исследования и в пятилетний срок, обусловленный соглашением, будут возвращены. Затем он и его спутники вылетели к нам. Приближаясь к Хадару, они имели редкую возможность взглянуть на отложения с воздуха, чего мы, члены экспедиции, никогда не могли сделать, так как передвигались только на грузовиках. Гости были поражены масштабами территории: тысячи и тысячи квадратных миль эродированных отложений — этого хватило бы лет на двести дюжине палеонтологических экспедиций.
Мэри и Ричард с таким же волнением рассматривали челюсти, с каким я их показывал. Они изучали находку с предельной осторожностью.
— Это явно не массивный австралопитек, — сказал Лики. — Не похоже и на экземпляры Australopithecus boisei, которые мы находим в Кооби-Фора. Эти челюсти слишком изящны, а моляры слишком малы для массивных австралопитеков. Разве не так?
— Да, пожалуй, — ответил я.
— В общем и целом я назвал бы их Homo.
— И я тоже, — сказала Мэри. Это было именно то, что я надеялся услышать, наполовину предчувствуя подобный диагноз, наполовину веря в его неизбежность. Если он окажется правильным, то перед нами древнейшие в мире остатки человека.
Я устроил гостям экскурсию, провел их по отложениям, показал базальтовый пласт, найденный Тайебом, в соответствии с возрастом которого (3 миллиона лет) датируются все находки Хадара. Потом мы вернулись в лагерь и стали осматривать зубы и кости млекопитающих. К этому времени у нас составилась обширная коллекция, где многие образцы отличались превосходной сохранностью. Гости подвергли их внимательному анализу, в особенности зубы гиппариона, предка лошади, вымершего около трех миллионов лет назад. Истинная лошадь, Equus, — мигрант из Азии, она появилась в Восточной Африке два миллиона лет назад. Джон Харрис без конца вертел в руках зубы гиппариона.
— Что вы там ищете? — спросил я его.
— Эктостилид, — сказал Харрис. — Что-то я не вижу его.
1. Hipparion.
2. Equus
Эктостилид, который Джон Харрис пытался найти в хадарской коллекции лошадиных зубов, это небольшой округлый бугорок (показан стрелкой) на жевательной поверхности зуба. Hipparion, на зубах которого обычно имеется этот бугорок, вымирает позже 3 млн лет, на смену ему приходит окочо 2 млн лет назад истинная лошадь, Equus, на зубах которой нет эктостилида. Присутствие зубов Equus (возрастом не более 2 млн лет) в одном слое с ископаемыми остатками Homo в Кооби-Фора явилось одной из причин того, что Харрис и Тим Уайт усомнились в датировке черепа 1470 (якобы 2,9 млн лет).
Эктостилид — это маленький бугорок, который появляется на нижних зубах Hipparion, но отсутствует у Equus. Его наличие — единственный способ, позволяющий различить эти две формы
— Он есть, — сказал я. — Он есть на всех этих зубах. Он должен здесь быть.
— Но я не вижу его на этом зубе.
— Вот тут, — сказал я. — Коронка просто недостаточно стерта.
— Да он вообще незаметен, — стоял на своем Харрис. — Может быть, его нет.
— Он есть. Если хотите, я возьму ножовку и распилю зуб пополам, чтобы доказать это. Эктостилид есть на каждом из зубов, которые вы сейчас рассматриваете.
Харрис нехотя со мной согласился.
— А в чем, собственно говоря, дело? — спросил Грей спустя некоторое время, имея в виду наш спор с Харрисом.
— Думаю, что в датировке, — ответил я. — Что-то у них там не в порядке. В Кооби-Фора они нашли зубы Equus прямо под туфом KBS, что по их датировке должно составить почти три миллиона лет. Однако во всей Восточной Африке не существует зубов Equus такого возраста: самые древние датируются двумя миллионами. Никто не поверит, что зубам из Кооби-Фора три миллиона лет. Харрис понимает это и пытается найти дополнительные доказательства. Я думаю, именно это он и хотел сделать.
— С помощью эктостилида?
— Совершенно верно Они видели сегодня наш базальтовый слой. Морис объяснил геологию отложений. Они знают, что найденные нами зубы лошадей насчитывают три миллиона лет Осталось только обнаружить среди них такой, на котором бы не было эктостилида, и отнести его к роду Equus — это было бы как раз то, что им нужно. Джон просто пытался помочь Ричарду выбраться из западни.
— Почему он прямо не сказал об этом?
— Слишком деликатная тема.
Это была действительно самая деликатная из всех нерешенных па-леоантропологических проблем текущего десятилетия: от возраста туфа KBS зависел возраст «1470-го», а от него в свою очередь — целая цепь выводов об отношениях между человеком и австралопитеками.
Ричард сам заговорил об этом после обеда. Отодвинув назад стул и закурив маленькую изогнутую трубочку, которая всегда была при нем, он сказал:
— Дон, я хочу задать тебе один вопрос. Каков возраст туфа KBS?
— Я думаю, около 1,8 миллиона лет, — ответил я.
— Какие основания для такого вывода?
— Это в основном результаты Бэзила Кука: свиньи из Омо, из Кооби-Фора и даже здешние свиньи. А также антилопы и слоны, характерные для рифтовой долины. Все говорит об одном. — В этот момент я посмотрел на Харриса. — В том числе и лошадиные зубы, Джон. Ты не сделаешь из гиппариона возрастом в три миллиона лет лошадь, которой всего два миллиона, просто потому, что тебе этого хочется.
Харрис понял, что проиграл этот раунд, но пустился в рассуждения о скоростях эволюции, которые могли быть у определенных видов разными из-за различий в окружающей среде. Он заявил, что условия жизни в Омо, где были лес и река, отличались от природы в районе Кооби-Фора с его сухой саванной. Это могло повлиять на скорость эволюционных изменений, а отсюда и некоторые расхождения в ископаемых материалах.
— Давайте говорить проще, — предложил я. — К чему сложные рассуждения, когда речь идет об абсолютно ясных свидетельствах.
— Ну а если все-таки принять точку зрения Джона? — вступил в разговор Ричард. — Разве различия в природных условиях Омо и Кооби-Фора не могли повлиять на скорость эволюции?
Я ответил, что небольшие различия, возможно, имели место, но лишь на протяжении очень коротких периодов времени.
— Верно, — сказала Мэри Лики. — Не давайте сбить себя с толку. Он рассуждает, как Луис. Спорит и старается загнать вас в угол. Но вы стойте на своем.
Ободренный ее поддержкой, я добавил, что наши коллекции вообще не дают основания для подобных выводов. «Мы не можем расположить находки в хронологическом порядке в пределах сотен лет, — продолжал я. — У нас счет идет на десятки или сотни тысячелетий, и вот тогда картина получается необыкновенно ясной».