Все это не так абсурдно, как может показаться. У ученого есть только один путь к первоначальному пониманию чего бы то ни было — описать, измерить, дать название. Именно это и пытались делать с ископаемыми находками. Нужно помнить, что в период между 1900 и 1925 годами об эволюции человека почти ничего не было известно. Была только горстка находок — слишком мало, чтобы мог проясниться их смысл. Никто как следует не понимал, что за существа были эти «древние люди». Никто отчетливо не представлял себе ни родственных отношений между ними, ни их геологического возраста. К тому же все они отличались друг от друга — не очень, но все-таки отличались. В связи с этим возникал важный вопрос: какой уровень различий можно считать существенным?
Если я выйду на улицу и измерю черепа у десятка первых попавшихся людей, то моя выборка будет свидетельствовать о значительной изменчивости размеров головы и лица. Теперь представьте себе, что спустя полмиллиона лет какой-нибудь антрополог выкопает те же десять черепов из земли. Как ему быть, если черепа будут найдены в разных частях земного шара, если от некоторых останутся одни осколки и их нельзя будет должным образом измерить, если у других исчезнут все зубы или, наоборот, сохранятся только зубы и если, наконец, возникнут сомнения в их датировке?
Антрополог измерит все черепа и сделает упор на различия между ними. Он изучит один череп, сравнит его с другим и поразится обнаруженному несходству. Прошло немало времени, прежде чем ученые осознали тот факт, что популяции необычайно изменчивы. Поэтому нужно иметь большие выборки, состоящие из мужчин, женщин и детей, если мы хотим выявить черты, характерные для всех индивидуумов. Работая с такими выборками, ученый получает представление не только об этих постоянных признаках, но и об изменчивости популяций. Он знакомится с диапазоном этой изменчивости. Все, что укладывается в найденный диапазон, будь то размеры мозга, форма зубов или таза, — все, что лежит в допустимых пределах, относится к данному виду. А если что-то сюда не вмещается — значит, речь идет о каком-то другом виде.
Пещера Чжоукоудянь, расположенная в окрестностях Пекина, была вскрыта в 1927 году канадцем Дэвидсоном Блэком. В 25-метровой толще отложений были найдены костные остатки пекинского человека, впоследствии классифицированного как Homo erectus. Белые квадраты, нанесенные на стены пещеры, помогали указывать места находок окаменелостей и орудий в различных горизонтах культурного слоя.
Такой подход стал возможен, когда были найдены остатки пекинского человека. В пещере Чжоукоудянь оказалось так много костей различных индивидуумов, что это позволяло ориентировочно оценить пределы изменчивости. Этого нельзя было сделать при наличии единичных находок вроде гейдельбергского человека или яванского обезьяночеловека. Последующие открытия, особенно те сенсационные находки, что были сделаны в Восточной Африке, внесли окончательную ясность в эту запутанную проблему. Ныне большинство ученых признает, что упомянутые выше костные остатки принадлежат различным представителям одного вида — вида очень изменчивого, к которому относились прямые предки современного человека. Питекантропа, синантропа и гейдельбергского человека больше не существует. Все они объединены под названием Homo erectus — человек прямоходящий. Они относятся к роду Homo, хотя и несколько отличаются от нас. Мозг у них был меньше, кости черепа толще, надбровные дуги более выступающие, челюсти более массивные. Они обладали огромной силой, эти мужчины и женщины с мускулатурой под стать их могучему костяку. Хотя мужчина Homo erectus из-за своего небольшого роста вряд ли преуспел бы в профессиональном футболе, он, вероятно, был бы грозным противником в хоккее или лакроссе, т. е. в тех видах спорта, где сегодня выступают спортсмены среднего роста. И вот этот наш предок, невысокий, крепко сложенный, со средним по величине мозгом, совершил эволюционный подъем от человека прямоходящего до человека разумного, который произошел, как сейчас полагают, в период от 400 до 100 тысяч лет назад.
Чтобы воспроизвести путь подхода к изложенным выводам, нам хватило нескольких страниц, но для того, чтобы пройти этот путь на практике, потребовалось 40–50 лет исследовательской работы. К концу этого периода накопившиеся находки ископаемых остатков и предметов материальной культуры ясно показали, что у современного человека был предок, широко распространившийся по земному шару по меньшей мере полмиллиона лет тому назад, а может быть, и намного раньше.
К подобным выводам нельзя прийти за одну ночь. На это требуется время. Прежде всего нужно иметь исходный материал — ископаемые остатки. Потом нужно их рассортировать. К сожалению, это не всегда проходит гладко. Вы имеете дело с тем, что у вас есть. Но стоит появиться чему-то новому, и прежнюю классификацию приходится видоизменять. Вы стараетесь изо всех сил, полагаясь отчасти на везение и интуицию.
Но вот наступает момент, когда вам предстоит сделать над собой усилие, чтобы поверить собственным глазам. И здесь начинается самое трудное: вы уже привыкли к определенному стереотипу мышления и не хотите его менять. Ученый может провести целую жизнь, отстаивая свое мнение о том или ином сочетании зубов и челюсти или о таксономическом значении размеров мозга. Если новые данные противоречат его концепции, принять их не так-то легко. Мне кажется, что в случае яванского питекантропа труднее всего было признать его древность. Его возраст исчислялся по меньшей мере в 500 тысяч лет, что в пять раз превышало древность неандертальца, в которую поверили тоже далеко не сразу. Теперь возьмите Люси. Она в шесть раз древнее питекантропа Дюбуа. В шесть раз!
Меня часто спрашивают, чем можно заполнить этот гигантский промежуток времени.
Несколькими вещами. Например, более ранним типом человека. А также двумя или тремя разновидностями австралопитековых. Это новое название имеет для нашей истории чрезвычайно важное значение.
Австралопитеки — это ранние гоминиды, но не люди. Я уже говорил, что можно принадлежать к гоминидам и не быть человеком. Пару миллионов лет назад по Африке разгуливали существа, настолько примитивные по своему типу, с такими странными зубами и таким малым объемом мозга, что их нельзя причислить к роду человеческому. Встает вопрос: были ли они нашими предками или двоюродными братьями? Об этом спорят до сих пор. Дело усложняется тем, что существовали две или три разновидности этих созданий — крупные и более мелкие формы прямоходящих «почти людей», получивших родовое название Australopithecus.
Найдя Люси — нечто по меньшей мере столь же древнее, как и австралопитеки, и в некоторых отношениях более примитивное, — я задал себе вопрос: принадлежит ли Люси к тому же роду? И долгое время не мог найти ответа. Когда все кости были очищены, подобраны и разложены на столе, я при первом взгляде на них подумал, что Люси, пожалуй, можно отнести к австралопитековым. Но я не мог быть уверен в этом. Она слишком мала, и зубы какие-то странные. Она была похожа на двуногую обезьяну, с тем лишь отличием, что не была обезьяной. Этот маленький представитель гоминид приводил вас в полное недоумение, озадачивал, интриговал. Чтобы решить, относится ли Люси к австралопитековым, нужно было ждать результатов подробного анализа костяка. В то время в вопросе об австралопитековых царила полная неразбериха.
И я вновь должен сказать о том, как мне повезло.
Вступая в науку, нужно выбирать для себя самую трудную и запутанную область — вроде того, что представляла собой проблема плио-плейстоцена в начале 70-х годов. Именно здесь, помогая разобраться в этой путанице, свежие молодые силы имеют шанс заявить о себе.