Ночью я проснулась от громкого плача. Приподнявшись на кровати, и прислушавшись в темноте, я поняла, что это плачет Наташенька. Скинув с себя одеяло, я встала и, тихонько подойдя к ней, взяла Наташеньку на ручки.
– Тише, тише. – Я пыталась ее успокоить.
Наташенька не переставала реветь и протягивала куда-то вперед свою ручку. Я посмотрела в ту сторону и замерла. В темноте белела аккуратно заправленная, с расправленной подушкой и свернутым одеялом, пустая кровать Люси.
Я принялась всех будить.
– Люси нет, Люси нет! – Я тормошила сонных девочек. Те, еще толком не проснувшись, озирались по сторонам, и видя кровать Люси, вскакивали со своих мест.
В шкафу мы не нашли принесенных Люси желтой юбки, блестящей блузки и побитых туфель. Также мы нигде не увидели учебника по французскому языку – Люси взяла все свои вещи. Ира, увидев опустевшее место, несколько секунд просто молча на него смотрела. И вдруг она резко рванула с места в коридор. Мы побежали вслед за Ирой. Обежав все углы и обыскав все комнаты, мы поняли, что Люси в доме нет. Нужно было идти к дежурной воспитательнице. Мы спустились на первый этаж – там располагалась административная часть и находилась спальня дежурного воспитателя. С дико стучащими сердцами, мы сначала слегка постучались в дверь спальни. Не получив ответа, мы начали бить в дверь сильнее и сильнее, больно ударяя свои руки.
– Да что происходит? – Послышалось с другой стороны двери.
В комнате завозились, зашаркали ногами и, повернув ключ, распахнули дверь.
– Екатерина Андреевна, Люси сбежала.
Целый месяц велись активные поиски Люси. Помимо полиции, ее искали группы волонтеров. По городу были развешены объявления с описанием Люси, но не было ни одной фотографии – никто не успел ее сфотографировать до исчезновения, а старые фотографии попросить было не у кого. Периодически появлялась информация, что якобы нашлась похожая девочка в соседних городах. Когда волонтеры и воспитательницы выезжали туда, выяснилось, что это совсем не Люси, и что девочка никуда не исчезала, а просто была потеряна в магазине, парке, на улице не уследившими за шустрыми детьми взрослыми.
Кто-то говорил, что видел похожую девочку на перроне вокзала. Были слухи, что какая-то маленькая девочка ехала одна в вагоне поезда. Но это все были лишь истории – каждый раз менялись названия вокзалов, появлялись уж совсем странные и фальшивые детали – якобы увиденная девочка совсем не говорила по-русски, и лепетала исключительно на французском. Спустя месяц поиски стали утихать. Надежда найти Люси становилась все меньше и меньше.
В нашей комнате мы, оставаясь наедине, не говорили про произошедшее. Каждый чувствовал вину на себе, и нам казалось, что если мы заговорим об этом, то наша вина станет как будто официальной. Наташенька и Ксюша с большим трудом переживали исчезновение Люси – Наташенька сильно плакала, а Ксюша не могла себе простить, что ее не было рядом, когда Люси в ней так нуждалась. После случившегося с Ирой произошли большие изменения. Она вообще перестала смеяться. Теперь Ира редко что-либо говорила и практически ни с кем не общалась. Только покорно выполняла работу, поступающую от воспитательниц по детдому, и готовилась выпуститься в большой мир. Обязанности главной в комнате переняла на себя Ксюша.
Однажды ночь я проснулась от плача и уже по привычке подошла к кровати Наташеньки, чтобы ее успокоить – ночные истерики теперь с ней стали происходить регулярно. К своему удивлению, я обнаружила, что Наташенька крепко спит, и что плач раздается с другой стороны комнаты. Я пошла на звук, и увидела, что плачет Ира.
– Ты чего? – Я села на край ее кровати.
Ира замотала головой.
– Да ладно тебе. – Я положила руку на плечо Иры. Ира скинула мою руку.
– Я любила правду. А теперь и ее ненавижу.
Ира выпустилась в большой мир раньше положенного – за полгода до своего восемнадцатилетия. Она нашла работу в швейном цеху и переехала к какому-то мужчине. Воспитательницы говорили, что пусть лучше так, чем если еще один ребенок попадет в детдом – уже Ирин. Ксюша смогла устроиться к тетке на мясокомбинат и помогала ей с детьми. Я иногда созваниваюсь с ней и мы всегда поздравляем друг друга с праздниками.
Когда выпускалась я, из наших стареньких оставались в детдоме Света и Наташенька. Оксана, моя сверстница, уехала работать в другом детдоме нянечкой. “Я знаю, что такое, когда нет любви. И я очень хочу ее подарить тем, у кого ее тоже нет” – так она объяснила свое решение. Света отстригла свои волосы и покрасила их в черный. Она хотела стать музыкантом и рубить, по ее выражению, только честную музыку. В ее речи все так же звучали запрещенные слова, только теперь она использовала их еще более виртуозно и даже вставляла в песни. Наташенька более-менее научилась говорить, при этом картвля, словно крутя, букву р. За последний год к нам поступили еще три новенькие девочки – двухлетка, семилетка и десятилетка. Я не очень много с ними общалась и не успела к ним привязаться, так как в последний год приходилось много учиться, и я часто проводила время вне детдома. Я смогла закончить техникум, устроилась работать бухгалтером и по совместительству администратором в один частный ларек. Мы продаем канцелярские товары, недорогие книги и газеты. Иногда нам завозят иностранные журналы из Европы – для публики, которая интересуется заграничной модой и знает другие языки. Эти журналы я просматриваю с особенной тщательностью. Всматриваясь в лица девушек, которые стоят в не очень удобных позах, но в очень красивых одеждах, я пытаюсь узнать среди них знакомые маленькие черные глазки и большой, непропорциональный рот с тонкими губами. Но все девушки либо очень друг на друга похожи, либо загримированы так, что за этим слоем краски, камней и перьев, я бы не узнала и саму себя. А выросшую Люси – и подавно. Мне хочется верить, что она все-таки смогла добраться до Франции. Что там ее встретил отец, и она бежала к нему в своей красивой блестящей блузке и желтой юбке. Мне хочется верить, что она стала моделью или, например, актрисой, снимается в кино и для журналов. Мне хочется верить, что там она нашла много хороших друзей. Они все улыбаются своими белыми зубами, на их фоне виднеется железная башня и стеклянная пирамида, на столах лежит вкусный белый хлеб. И все они громко и весело называют ее по имени – “Люси, Люси, Люси”.