Я налил холодной воды из кувшина и залпом выпил.
– Шарль, я пойду к ним.
– К кому?
– За Барьер.
– Да ты что, рехнулся?! – Шарль подавился второй раз. – Тони, и думать не смей!
«Тони», ну наконец-то, дождался. Не приторное «Антуан» и не гадкое «Тити», в кои-то веки братец называет меня по-человечески.
– А что? Не такие уж они и страшные. Я думаю, нас просто пугают. Как упырями и ведьмами в детстве. Ничего плохого По-ту-сторонние нам пока не сделали.
– Ну да, не сделали! А кто мадам Буше до полусмерти напугал, она до сих пор заикается. А как они расправились с месье Галлотом!
– Но они же никого не убили. А месье Галлот сам виноват, нечего было на Барьер лезть. Там ворота есть, туда бы и входил. А так нарвался на э-ле-ктри-чес-тво какое-то.
– Это не электричество, что я, электричества не видел.
– Ну что-то вроде того, они же нас предупредили сразу.
– Все равно. Никуда ты не пойдешь, – отрезал Шарль.
– А вот и пойду!
– А вот и нет!
– А вот и да!
– А я отцу расскажу.
– Не расскажешь!
Шарль открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. В самом деле, нажаловаться отцу – последнее средство. Не хочет же он прослыть ябедой.
– Я пойду, – негромко сказал я. – Я только спрошу их, больше ничего.
Шарль вздохнул, подпер щеку кулаком и уставился в окно. Молчал он долго, и я в нетерпении стал ерзать на лавке.
– Ладно, – наконец произнес он. – Пойдем вместе.
Я возликовал.
– Но завтра, – добавил брат. – Может, Люси еще найдется.
Весь вечер я вел себя тише воды, ниже травы, боясь вызвать неудовольствие папы или мамы и лишить себя завтрашней свободы. Пока я сижу спокойно, нет повода меня наказывать: задерживать дома, заставлять убирать свою комнатуху на чердаке или изобретать еще что-то, столь же утомительное. Но я все же удостоился внимания отца. Причем так, как совсем не ожидал.
– Тони, иди сюда, – сказал он после ужина. – Надо поговорить.
Как же я не люблю такие «разговоры»! Сейчас наверняка на свет вылезет какая-нибудь давняя история, про которую я успел забыть. Точно…
Мы отошли в угол, сели.
– Тони, – начал отец. – Я заметил, что ты перестал сверяться с гороскопом каждый день.
Он сделал паузу, я опустил глаза и промолчал.
– Это недопустимо, Тони. С такими… задатками (я прямо почувствовал, как он глотает слово «неудачными»), как у тебя, ты должен непременно пользоваться гороскопом, который для тебя составляет твоя мать или дядюшка Бриссо. Ты сам знаешь, опасно без…
– Не опасно, папа, – еле слышно прошептал я.
Отец удивленно уставился на меня, взор у него посуровел.
– И с чего же ты так решил?
– Пап, я…
Я понимал, что признайся я сейчас, и завтра меня могут никуда не отпустить. Даже в школу. Поэтому нужно промолчать и желательно согласиться со всем, что скажет отец. Нужно… Но как же хочется сказать! Очень-очень хочется. Потому что я давно уже открыл кое-что важное.
– Пап, я проверял.
– Что именно?
– Проверял гороскопы. Я специально старался сделать всё не так, наперекор, и… и…
– И? – Отец свел густые брови на переносице.
– Гороскопы врут, – сказал я тихо. – У меня получалось.
Кажется, на последнем слове голос сорвался. Но все-таки я смог – и чуточку этим гордился.
Я думал, папа разгневается, но он глубоко вздохнул.
– Тони, – произнес он. – Я не хочу напоминать тебе об этом лишний раз. Но ты должен помнить сам. Звезды определяют нашу судьбу, и твоя – была определена задолго до твоего появления на свет. Ее не изменить. Ты должен делать в жизни то, что должен. В этом твое предназначение. Только выполняя его, ты сможешь стать счастливым. Никак иначе.
Его голос оставался добрым, и я рискнул продолжить.
– Пап, но я хочу быть машинистом, как дядя Ниман. Или этнографом, как кузен Пауль. Я хочу путешествовать по всему миру. Я не хочу всю-всю жизнь подметать нашу улицу. Правда.
Отец медленно отвернулся. Померещилось мне или нет, но, похоже, его глаза на мгновение стали влажными. Не может быть!