Я была потрясена.
До меня только что дошло, что я серьезно влюблена в Дэниела.
Моя тупость поистине удивительна, а мое умение судить о людях вообще вызывает гомерический хохот. Уже в течение некоторого времени я подозревала, что неравнодушна к Дэниелу, и считала, что с моей стороны это чувство было проявлением моего крайнего легкомыслия. Но влюбиться в него, полюбить его — это просто преступная небрежность.
А если вспомнить о том, как я издевалась над женщинами, которые влюблялись в Дэниела последние десять — пятнадцать лет? Разве могла я вообразить, что со мной случится то же самое? Из всего этого наверняка можно вынести серьезный урок типа: «Не дразни, да не дразним будешь». Ну, что-то в этом духе.
Способность трезво мыслить покинула меня, не выдержав напора острой, разрывающей душу боли и дикой, сводящей с ума ревности.
Хуже ревности был страх, что я потеряю Дэниела навсегда. Он уже так давно ни с кем не встречался, что я стала привыкать к мысли, что он — мой.
Большая ошибка.
Из возможных на данный момент шагов я сделала самый дурацкий: я позвонила ему.
Только он мог успокоить мою боль, даже если он сам и был ее источником.
Да, необычная ситуация: я собиралась поплакаться другу в жилетку из-за своего разбитого сердца, хотя сердце мне разбил собственно владелец данной жилетки. Но я редко попадала в нормальные ситуации.
— Дэниел, ты один? — Я ожидала отрицательного ответа.
— Да.
— Можно приехать к тебе?
Он не сказал: «Уже поздно», или «Чего тебе надо?», или «А нельзя подождать до завтра?»
Он сказал:
— Я сейчас заеду за тобой.
— Не надо, — возразила я. — Я возьму такси. Скоро буду.
— Куда ты собираешься? — Моя попытка незаметно выскользнуть из квартиры провалилась. Карен не проведешь.
— Никуда, — сказала я с некоторым вызовом. Горе притупило мой страх перед Карен.
— Куда это никуда?
— Просто никуда.
— Ты едешь к Дэниелу, да?
Она была либо очень восприимчивой, либо параноидально помешанной на Дэниеле.
— Да. — Я смотрела ей в глаза.
— Дура, тебе не на что надеяться.
— Знаю. — Я сделала шажок по направлению к лестнице.
— И ты все равно едешь к нему? — недоверчиво и сердито спросила Карен.
— Да.
— Ты никуда не поедешь, — рявкнула Карен.
— Кто это сказал? — Я уже была на середине лестничного пролета, и мне это прибавило смелости.
— Я тебе запрещаю, — взвизгнула она.
— Я еду.
От ярости Карен светилась и искрилась. Ей было трудно говорить.
— Немедленно вернись, — смогла она выговорить наконец.
— Отстань! — храбро огрызнулась я и помчалась вниз.
— Я дождусь тебя сегодня вечером! — завопила она мне вслед. — Лучше не делай этого…
Глава восемьдесят четвертая
В такси по дороге к Дэниелу я решила для себя, что честно расскажу ему, почему я так расстроена, хотя греческий хор в моей голове молил не делать этого.
— Ты же знаешь, что никогда нельзя говорить мужчине, которого ты любишь, что ты его любишь! — пели голоса. — Особенно если тебя он не любит.
— Знаю, — раздраженно отвечала я им. — Но у нас с Дэниелом все не так. Он мой друг, он сможет уговорить меня не любить его. Он напомнит мне, как он плохо обращается со своими девушками.
— Найди кого-нибудь другого, кто смог бы тебе все это сказать, — не унимался хор. — Вокруг тебя целый мир людей — почему тебе нужен именно он?
— Только он умеет успокаивать меня, только с ним мне бывает хорошо.
— Но…
— Только он сможет мне помочь, — твердо заявляла я.
— Тебе нас не одурачить, — пел хор. — Говори, что ты задумала?
— Заткнитесь. Ничего я не задумала, — отнекивалась я.
Да, до сих пор я вполне разделяла общепринятую среди женщин догму, доставшуюся нам в наследство от викторианской эпохи: «Он не должен знать, как сильно я люблю его. Я не вынесу его жалости». Тем более если он был не самым благородным мужчиной и имел склонность смеяться и рассказывать о своих победах сотоварищам по тетеревиной охоте. Но наш с Дэниелом случай выпадал из разряда типичных, решила я. С Дэниелом чувство собственного достоинства мне ни к чему.
Когда он открыл мне дверь, мое сердце от радости чуть не выпрыгнуло из груди.
«Проклятье, — подумала я. — Так это правда: я действительно люблю его».
Я немедленно бросилась в его объятия. То, что я была его старым другом, давало мне массу преимуществ, отказываться от которых только потому, что он завел себе девушку, я не собиралась.