— Ты на него запала, верно? — не сводя с меня пристального взгляда, спокойно спрашивает он, но в голосе чувствуется угроза.
— Конечно же нет!
— Запала. Точно, — уверенно повторяет он, а я не могу найти, что и сказать, поэтому смотрю в его бездонные голубые глаза и невольно пожимаю плечами в ответ.
— Нет, ты не прав, — слабо настаиваю я, но это бесполезно. Он видит меня насквозь. Совесть, похоже, выдает меня с потрохами. Бойфренд с отвращением качает головой, глядя на меня.
— Что происходит, Люси?
Его рот вытягивается в тонкую линию.
— Не знаю, — честно отзываюсь я.
— Ты в него влюбилась, — просто подытоживает Джеймс. Я не в силах возразить. — Твою ж мать-то! — кричит он и вцепляется себе в волосы.
— Джеймс… — трогаю я его за руку.
Он отталкивает меня и идет в гостиную. Тащусь следом и пытаюсь примоститься рядом с ним на диване. На лице моего парня написаны боль и смятение, и я внезапно переполняюсь жалостью к нему.
— Я люблю тебя, — с нежностью говорю я. Он не отвечает, и я повторяю: — Я люблю тебя.
— А его ты любишь? — спрашивает Джеймс, поворачиваясь ко мне с широко открытыми глазами. — Из-за этого ты не хотела улетать из Сиднея и возвращаться ко мне?
— Нет! — горячо протестую я, но он взирает на меня с недоверием. — Джеймс, я люблю тебя, — снова пытаюсь я и кладу руку ему на плечо. В этот раз он не сбрасывает мою ладонь.
— Тебе нельзя больше с ним видеться, — с внезапной решимостью припечатывает он.
— Джеймс…
— Нет, Люси, — перебивает он, не сводя с меня глаз. — Отныне я запрещаю тебе с ним встречаться.
— Но у меня не получится вот так просто его игнорировать. Он ведь здесь совсем один! Он брат одного из моих лучших друзей! — Джеймс качает головой и отводит взгляд. — Нет, не будь таким. Не пори горячку!
— Горячку? — Он бросает на меня изумленный взор и возмущенно усмехается. — Ты, наверное, шутишь, да?
Защищаясь, я смотрю в сторону. Это безнадежно. Иду в спальню и снимаю простыни, потом начинаю собирать вещи, что копились на кресле последние несколько дней. Джеймс прибавляет громкости телевизору.
«Это не может быть правдой, не может», — повторяю я про себя, заканчивая с домашней рутиной. Я увижусь с Нейтаном. Я не могу его не видеть. И не стану пытаться. Должен быть способ как-то все решить. Продолжаю заниматься хозяйством, а Джеймс сидит в гостиной. Через какое-то время в дверях появляется его темная тень.
— Ты собираешься снова с ним встретиться? — апатично интересуется он.
— Джеймс, я не могу не…
— Я ухожу. — Он отворачивается.
— Джеймс, нет! — Я испуганно бегу за ним. В дверях он с побелевшим искаженным лицом надевает пиджак. — Прошу, не уходи, — хватаю я его за руку, но он вырывается и хлопает дверью.
«Я что, только что потеряла своего парня?» — спрашиваю я себя в смятении. Как, черт подери, это произошло? Сажусь на диван сама не своя. Спустя десять минут пытаюсь дозвониться Джеймсу на мобильный, но попадаю на голосовую почту. Куда он пошел? Может, спустился в метро.
Когда наконец начинают идти гудки, Джеймс не берет трубку, а потом и вовсе выключает телефон. Или опять зашел в метро. Молюсь, чтобы это было метро, и чтобы он скоро вернулся домой. Но за час до полуночи, после целого вечера в сомнениях и муках, он присылает смс, что придет завтра. Я тут же набираю его номер, но Джеймс сбрасывает звонок и снова оказывается вне зоны доступа.
***
Джеймс не возвращается ночью, и мне ужасно плохо. Просто кошмар. С этим сравнится только то, что я пережила в полете в Сидней, когда думала, что он мне изменяет. Думаю, а не позвонить ли Нейтану, но понимаю, что сейчас я не в силах с ним об этом говорить. Мне некому открыться — все скажут только, что я сама виновата. В конце концов, засыпаю вся в слезах.
Где-то в десять на следующее утро Нейтан звонит сам, такой веселый — до тех пор, пока не слышит в трубке мой голос.
— Что случилось?
Его участие становится последней каплей, и я снова начинаю плакать.
— Джеймс… Джеймс ушел.
— Почему? Что произошло?
— Мы… Мы… поругались. — Я заикаюсь, пытаясь дышать. — Он не ночевал дома.
Нейтан терпеливо ждет на том конце линии, пока я выплачусь. Не могу объяснить ему, из-за чего мы с Джеймсом повздорили. Это последнее, на что я готова пойти, и из-за этого мне еще хуже. Успокоившись, наконец осознаю, что собеседник молчит уже добрых пару минут. Боже, он, наверное, считает, что я сущая развалина. Да я такая и есть.