— А вот фиг тебе, — ответил Зайка. — Это мое.
Людмила убрала пирожок и яйцо в пакет и поставила его на пол.
— Значит, оба ничего не получите. Заткнитесь.
— Нет, ты послушай, — сказал Зайка, откидываясь на спинку дивана.
У Блэра задрожала губа.
В напряженной тишине они ехали на север, взяв такси до «Альбиона». За это время котенок один раз громко заорал и был тут же подарен Зайке. Он гладил его, уступив котенка Блэру только после его продолжительного нытья и просьб.
Домой они прибыли к чаю. Нянечка отнесла котенка в свой кабинет, прихватив блюдце воды, в то время как Зайка сидел там, где они с Блэром обычно проводили время между приемами пищи — в углу рядом с холлом. Отсюда прекрасно просматривался коридор, ведущий к кухням. Он сидел с видом человека, которому все здесь знакомо и привычно, словно ждал поезда, на котором ездишь каждый день в течение тридцати семи лет; сидел и размышлял о прошлом, полном непонятностей и странностей, и знал, что в любой момент сможет почувствовать себя неловко, оглянувшись назад.
В «Альбионе» был большой день. Воссоединение совпало с пятой годовщиной приватизации. К вони хлорки прибавился аромат вечеринки, привнесенный новшествами, которые смущали обитателей заведения. Все придумала нянечка. Времени на подготовку было много, поскольку каждое воскресенье в клинике был свободный день. В обычные дни все слушали радио, но воскресенье было днем Фрэнка Синатры. Эти дни были так непохожи на все остальные. Музыка Синатры разносилась из дешевых колонок по музейным просторам «Альбиона», свет, льющийся через подъемные окна, казался ярче; день словно улыбался. И настроение было другим, все чувствовали облегчение, словно старые добрые товарищи, пережившие невероятную интригу, или подростки, наконец окончившие колледж: вдруг стало уютно и спокойно там, где раньше было страшно и грустно. Музыка и вызванное ею расслабление заставляли обитателей клиники скользить по коридорам, и чувствовали они себя словно часть глобального потока. Даже нянечка расслаблялась по воскресеньям. Обычно на ней было простое шерстяное платье, кофта и деловые туфли. По воскресеньям яркие пятна макияжа сияли на ее лице, придавая ей вид картины в период реставрации.
Нянечка гордилась воскресной атмосферой. Снаружи серые стены могли казаться грустным подражанием жизни, но свободные эмоции внутри придавали заведению истинно неповторимый дух.
Зайка впитывал воскресные чувства со своего любимого места рядом с холлом. Старая добрая нянечка постаралась на славу. Сегодня везде были развешаны шарики.
И все же он немного нервничал. У него было странное чувство, что он совсем один. Он больше не принадлежал общине «Альбиона». Но он не принадлежал и внешнему сообществу. Он стоял один в темном конце холла, глядя, как Людмила и Блэр разговаривают с нянечкой, купаясь в солнечных лучах у входа. Его преследовало беспокойство, и он понял, что оно не исчезнет, пока мимо не пройдет один из старых друзей. С тех самых времен он никого не встречал. Они не думали, что он вернется, хотя знали, что сегодня будет небольшая поминальная служба по Блэру.
Подошла нянечка, ведя за руку маленького Блэра Александра.
— Надо же было додуматься до такого цвета! — рявкнула она вместо приветствия. — Ты что, издеваешься, так его нарядить!
— Что? — спросил Зайка, выныривая из размышлений.
— Уже больше года красное в школах запретили, и вот вы, красавцы, в лечебном заведении, со своими странными проблемами, наряжаете маленькую невинную душу, словно чертову пожарную машину.
— Ну, нянечка, не я ведь его одевал. Он же не мой, вы знаете. Мама одела его, чтобы они были одинаковые. Посмотрите.
— Но девушка этого не знает, она нездешняя, Зайка. Честно слово, нужно же действовать, нельзя же оставить все как есть. И в отсутствие твоего брата ты должен уделять ребенку больше внимания. Ты ведь женился на ней! Ради всего святого, хотя бы попытайся что-то сделать.
— Да, но это был вопрос эмиграции. Нет, вы послушайте, я ее люблю всем сердцем и все ее маленькие шалости тоже, но просто в создавшейся ситуации я пытался поступить как благородный человек. Я с ней не спал, ничего такого.
— Честное слово, Зайка, что нам с тобой делать? Поверить в это не могу, глядя на нее. Тебя нужно вздуть как следует, что не пользуешься такой девицей. Как следует вздуть!
— Да, нянечка, я хочу сказать…
— Это вполне гигиенично, Зайка, не надо. Это то, что рождает новую жизнь.
— На самом деле я не хотел сказать, что это негигиенично.
— Ну она ж не всегда будет иностранкой, так? Может быть, она не отсюда, но она втянется, увидишь. Ради всего святого, открой глаза — куча мужиков застрелится ради возможности быть на твоем месте.