— Мама, — сказала Людмила, — почему мы не можем просто подписать ваучеры Александра? Зачем им знать, что он умер?
— Ты с каждым днем все больше и больше похожа на отца! Ты что, хочешь похоронить Александра и нарядиться в его одежду? И именно ты будешь отвечать перед инспекторами? Да пошлет Господь тебе разума!
В этот момент у двери показалась Ольга, чтобы хмыкнуть и покачать головой в знак осуждения. Когда она так трясла головой, это всегда заканчивалось быстрым выпячиванием челюсти в направлении осуждаемого человека. В сорок первом административном округе этот жест был известен как «коронный удар».
Людмила сложила руки на груди и скептически раскачивалась под порывами ветра.
— Ты серьезно думаешь, что эти бумажные ваучеры по-прежнему будут что-то значить, когда здесь начнут свистеть пули?
— Заткни свою пасть! — Ирина резко хлестнула дочь по лицу. — Разница между преступлениями, которые совершаются на войне, и преступлением, которое ты нам так глупо навязываешь, в том, что солдаты-то уйдут. А мы, спаси нас Господь, по-прежнему будем здесь и будем ждать, когда наши преступления обнаружат.
Еще одно качание головой и «удар» от Ольги, которая выплеснула у крыльца миску грязной воды.
— Для цыплят, — хмыкнула она, поворачиваясь и уходя в дом. — Моя семья хочет жить на курорте и есть варенье, в то время как я заживо гнию в кровати, — добавила она.
Ирина выпятила подбородок в сторону Людмилы.
— Конечно, жизнь принцессы, наверное, прекрасна, если есть возможность ни хрена не делать и тянуть время.
— Я не хочу ехать, — буркнула Людмила.
— Значит, тебе не повезло. Потому что ехать придется.
— Ничего подобного. Я найду другой путь, по крайней мере пока идут бои.
— Ты не понимаешь, что бои могут и не закончиться, они могут и дальше преследовать нас. И куда мы тогда денемся? И как? — Ирина шагнула в сторону Людмилы, показывая пальцем на лачугу. — Когда сегодня вечером дверь этого дома закроется, ты останешься снаружи. И не надейся сбежать со своим дружком — ты поедешь на оборонный завод в Кужниск. И не смей показывать здесь свою рожу, пока не станешь получать регулярную зарплату. Постарайся подумать о чем-то, кроме себя, то есть обо всех нас, Милочка.
Людмила опустили глаза.
— Тогда я могу просто уйти сейчас и никогда не вернуться, — она пнула кусок дерна, который отлетел в сторону лачуги, — поскольку ты, видимо, будешь очень этому рада.
— Макс, — хмыкнула Ирина, — наверное, нам придется воспользоваться твоими телефонами, если до твоей сестры все настолько медленно доходит.
С этими словами она прошла внутрь вслед за дочерью.
— Один вопрос, — задумчиво сказал им в спины Макс. — А тело Александра тоже с нами поедет? Ему тоже найти на заводе занятие по душе?
Ирина остановилась в дверях.
— Если специалист не прибудет до того времени, как ты уедешь, мы снимем его с трактора.
— Какой специалист?
— Человек, который свидетельствует смерть. А пока он не приехал, ты можешь подготовить трактор к поездке, вместо того чтобы тупо стоять, как баран.
— Эй, а моча осталась? — крикнул Макс ей вслед.
— Нет! Не надо! — донесся приглушенный вопль Ольги. — Твой дедушка говорил, что это не работает, наоборот, с мочой двигатель совсем сдохнет!
— Я хотел сказать — ослиной мочи! — крикнул Макс, резко харкнув в сторону петуха. Снаряд из слюны попал тому прямо в голову.
— И я о том же! Не надо мочи, никакой.
Тщательно прицелившись, Макс плюнул еще раз и чуть не выбил петуху глаз. Но тот по-прежнему гордо стоял, боясь, что потеряет слишком много сил, если сделает хоть шаг.
— Да нет, ты не понимаешь, — заорал Макс, — ведь старик Алекс мочился в топливный бак, а потом жаловался, что трактор не заводится. Я хотел добавить ослиной мочи, как все советуют. С ней трактор бегает даже быстрее, иначе зачем бы тогда все ее в ведрах хранили?
Ирина пулей вылетела из двери.
— Смотри сюда, — сказала она, подбежав к трактору, и резко отвернула жирную крышку бака.
Она засунула в бак длинную палку, которая лежала под сиденьем, измеритель топлива, в последний раз использовавшийся лет сто назад — по иронии, в тот самый день, когда бак был полон. Она вытащила палку и поднесла ее к лицу Макса.
— Полбака, так?
— Нет, — ответил Макс, не глядя.
— Именно так, так что до Увилы ты доберешься, а там что-нибудь выклянчишь. И никакой мочи. Езжай уже.