— Она убила его! — заверещала Ольга, тыча пальцем в Любовь. — Убила своей башкой, набитой дерьмом. Я говорила ей не мешать ему, с этим своим ружьем и разговорами.
Инспектор полез в карман пальто и вытащил блокнот и ручку.
— Итак, — сказал он сам себе, — тело было найдено в комнате, в присутствии шести людей, один из которых размахивает ружьем. — Он посмотрел на Григория, который стоял в дверях спальни с прижатым к груди ружьем. — Оно заряжено?
— Да, — гордо ответил Григорий.
— В нем есть магазин. Скажите, в этом магазине более одного патрона?
— Да, магазин есть.
— Хорошо. Скажите, сейчас в нем все патроны есть?
— Нет, — нахмурился Григорий, глядя на ружье. — Но все равно там их много.
— Когда последний раз в магазине были все патроны?
— На неделе, да.
— Один из которых размахивает ружьем, из которого недавно стреляли, — дописал Абакумов в блокноте.
Слова резали вонь от навоза словно ножом.
— Неправильный ваучер… — сказал он. — В стадии глубокого разложения… Червяки…
Через минуту он остановился, глядя прямо перед собой, затем перевел глаза на Ирину:
— Над мертвым телом не было надругательства?
— Господи помилуй!
— Давайте я спрошу по-другому: жители этого дома ели мясо в течение прошлой недели?
— Мы не каннибалы, инспектор! Как вы смеете!
— Что ж, — пожал плечами Абакумов, — бывает и такое.
Он снова вернулся к своему отчету.
— Потенциальное преступление против природы, — пробормотал он, — доказательство в виде хлеба.
С каждым его словом сердца присутствующих сжимались все сильнее, пока Ирина наконец не выдержала:
— Посмотрите мне в глаза. У нас ничегошеньки нет. Это я вам говорю, так что потом не обвиняйте меня, что зря потратили время.
— Неправда! — сказала Любовь. — У них есть трактор!
— Ничего подобного, — ответила Ирина. — Вы где-нибудь поблизости его видите?
— Ха, — сказал инспектор. — Теперь вы пытаетесь подкупить должностное лицо, представителя власти, на месте преступления. — Он яростно заскрипел ручкой. — Взятка… Представитель власти… Трактор…
— Инспектор, — устало сказала Ирина. — Я вам прямо говорю, можно сказать, по-дружески, что вам нет смысла копаться в этом деле. Давайте договоримся: нам торговаться нечем.
Абакумов ничего не ответил, просматривая записи в блокноте.
Затем, по-прежнему глядя вниз, тихо сказал:
— Поскольку вы так честно со мной говорите, мне придется отвечать взаимностью, хотя, возможно, я себе этим наврежу. Я могу сказать, что есть люди, которые могут помочь в раскрытии такого варварского преступления, как это. Я в основном говорю это потому, что, глядя в свои записи, я ужасно вам сочувствую. Многие из подобных дел никогда не доходят до суда. Многие даже не получают официального засвидетельствования, потому что в таких невероятных случаях бывает проще застрелить подозреваемых и таким образом очиститься перед Богом.
Все присутствующие уткнули глаза в пол и подождали в знак уважения перед сказанным.
— Да, — задумчиво продолжил Абакумов, — к моему величайшему несчастью, я решил попытаться помочь вам, поскольку я вижу, что в противном случае вы действительно умрете. — Его глаза задумчиво уставились в угол на потолке. — Конечно, чуть позже придется кое-что предпринимать…
— А как насчет меня? — спросила Любовь, не поднимая глаз.
— Ну, — сказал инспектор, протягивая руку за своей шапкой, — после того как я составлю рапорт, вам, возможно, придется хуже всего, потому что именно вы принесли ружье на место преступления.
— Но это неправда, инспектор.
— Конечно, правда, потому что вы являетесь попечителем мальчика, у которого в руках находится ружье, из которого недавно был произведен выстрел.
— И что дальше?
Инспектор ущипнул себя за нос, нахмурившись под гнетом новых обстоятельств.
— Я вижу, что за баром на вашем складе есть комната. Меблированная комната. Думаю, единственным правильным решением будет сделать эту комнату главным штабом расследования. — Он повернулся, взглянув на Ирину, затем на Любовь, затем на дверь, за которой рыдала и стонала Ольга. — Учитывая непонятность и запутанность данной ситуации, к сожалению, я не могу сейчас сказать вам, что это будет простым делом.