Любовь слушала инспектора, глядя вдаль. Все эти прописные истины были не новы для ее ушей, она слышала их изо дня в день на этом же самом месте. Она знала, что свист первых пуль несколько изменит точку зрения инспектора.
— И, — поднял палец Абакумов, — давайте будем честны друг с другом — что они вообще будут делать с этой независимостью? Они просто уловили модную тенденцию последних двух десятилетий, где каждая деревня, в которой живет больше двух кошек, хочет зваться республикой. Потому что — и вы, субагент Каганович, знаете это не хуже меня — у ибли нет этнической земли. Эту национальность никто никогда не порабощал. Ваша кровь родилась здесь, это смесь кабардинцев, черкесов и русских. Я хочу сказать — некоторые ибли светлее волосом, чем немцы!
— Конечно, инспектор, — ответила Любовь, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более убежденно.
— В любом случае, — тяжело вздохнул Абакумов, — нас не должна заботить война, которая, может, придет, а может, и не придет к нашей двери. Нас должны занимать более понятные вещи. И действовать нужно быстро.
— Конечно, инспектор, Григорий будет здесь с минуты на минуту, и все станет по-другому. Когда Григорий вернется, вы сможете убедиться, что он взял все принадлежащее Дерьевым имущество. И вообще, Карел тоже придет сюда, чтобы присмотреть за прибытием хлебного поезда. Григорий не заставит себя ждать, вот увидите.
Макс сел на проржавевшую раму железнодорожной стрелки, валявшуюся рядом с путями, которые раньше вели в деревню. Теперь рельсы резко обрывались в нескольких метрах от того места, где в глубокой задумчивости сидел Макс. Он был уже на полпути к дому, хотя намеренно пошел в обход.
Сначала его посетили мысли о двух оставшихся в Иблильске тракторах, которые он мог бы увести. Ему было наплевать, сколько он протянет после того, как украдет чужой трактор и представит как свой собственный, или как он объяснит это все старухам. Скорее его беспокоило, как это сделать: как найти, завести и вывести тракторы с чужого двора. Он даже представил себе, что можно было бы украсть оба трактора. Но в глубине души знал, что тракторы ему в этот день вряд ли улыбнутся.
Макс несколько минут кряду ругал Пилозанова и скрипел зубами, представляя себе ужасные увечья, которыми бы он наградил подлеца. Он даже посмаковал возможность убить его и приготовить на костре, чтобы подать хрустящие кусочки на ужин местной бедноте. Это было бы первым добрым делом Пилозанова своему народу, подумал Макс. Хрустящие кусочки, с луком и солью. Пока он сидел, наслаждаясь этими мыслями, показался грузовик, медленно пробиравшийся вдоль железнодорожного полотна. Он ехал шумно, как будто выжимая все, что можно, из первой передачи. Макс поднял глаза. Когда машина приблизилась, он увидел, что в ней полно мужчин, сгрудившихся в кабине и битком набившихся в кузов.
Солдаты. Макс напрягся, но, когда грузовик подъехал еще ближе, он увидел вольнонаемников ибли и выкинул руку вперед в приветственном жесте. Грузовик зашипел и остановился.
— Брат, здесь где-нибудь деревня Иблильск есть? — спросил бородач из кабины.
— Да, — приблизился к окну Макс. — Езжайте, пока рельсы не кончатся, затем четыреста метров влево, и выедете на увильскую дорогу. Вы с фронта?
— Нет, на фронт. Но не сегодня.
— Вы этой дорогой на фронт едете?
— Мы везем покойного, парень. Его родители проклянут наш приезд, но что мы можем сделать? Ты можешь сказать, точно ли Букиновы живут в конце деревни, около трех километров отсюда?
— Букиновы? Вы хотите сказать, что везете Михаила Букинова?
— Да, его тело, помоги ему Господь. — Вздохи пронеслись по всему грузовику. — Так ты точно знаешь, что его семья живет там?
Макс ответил немного погодя. Он стоял, уставившись на переднее колесо грузовика.
— Да, — наконец выдавил он из себя. — Проезжайте через всю деревню, потом поверните налево перед мостом на увильскую дорогу. Через километр и увидите дом его дяди, там еще надпись «Лукойл» на воротах висит. — Макс поднял глаза на водителя. — Вы можете мне сказать, как он умер?