На какое-то время они отправятся на небеса из этого буйного, дикого места. Они отбросят на время все ненужное и взмоют в чистое небо, воцаряясь над низким, серым лондонским туманом.
Аэропорт был подобен собору.
Тоннель поглотил шарканье Зайкиных ног. Он дернулся и огляделся. Плечи у него опустились, словно у малыша, вдруг оказавшегося в полной темноте.
— Нет, ты послушай, Блэр?
Блэр поправил член, немного согнув ноги в коленях.
— Пойдем, Заяц, все будет в порядке. Пойдем.
— Мы, блядь, наверное, с ума сошли. Друг? Какого хуя мы делаем?
Рот Зайки принял форму овала над торчащими зубами. За стеклами солнцезащитных очков его широко раскрытые, нервные глаза беспомощно смотрели вперед. Старая спортивная сумка, зажатая в руке, сморщилась и свалилась с плеча. Она соскользнула по руке и неподвижно повисла на сгибе локтя.
— Заяц, все будет отлично, — сказал Блэр, подвигаясь ближе к нему. — С нами ничего не случится, обещаю. Подумай — ты будешь очень далеко от угрозы терроризма. Это ведь плюс, не так ли? Ты же понимаешь, что тебя просто убивает угроза терроризма.
— Нет, ты все же послушай. Какого хуя мы делаем?
— Мы едем в отпуск, Заяц. В наш первый отпуск. Мы же имеем право на старый добрый оттяг!
— А что, со Скарбоу начать было нельзя?
Блэр вытащил брата из потока путешественников и прижал к стене тоннеля.
— Друг, взгляни на картину в целом. Зуб даю, что они подобное проделали со всеми главными пациентами, то есть отправили их глотнуть свежего воздуха.
— Но… еб их мать, а!
— Нет, Зайка, послушай, ничего страшного в этом нет. Мы едем от-ды-хать! Друг! Старый добрый оттяг!
— Я думал, что это будет командировка — ты ведь должен там заводы осматривать.
— Да какого хуя я в этих заводах понимаю? Единственное, что я могу, это просунуть голову в дверь и поздороваться. Это подарок, Заяц, пойдем же!
— Думаю, мне будет плохо. Коктейль больше не действует. Блэр. Это ж, блядь, безумие какое-то. Мы всего две недели как из-под надзора…
Блэр схватил Зайку за плечи и помассировал их кончиками пальцев, распрямляя. Он поймал взгляд Зайки и спокойно, доброжелательно посмотрел ему в глаза, стараясь выглядеть как можно более убедительно и весомо.
— Мы не инвалиды, друг. Посмотри на меня, Заяц, мы здоровые парни. Мы свободны. Единственное ограничение — это наш разум. Ты слышишь меня?
— О, блядь. Еб твою мать, друг. Ты все еще на этой хуйне торчишь, да?
— А ты что, не выпил? Я вот утром заправился. — Блэр полез в карман пальто и вытащил пакетик. — Вот, заглоти.
— А когда действие закончится, а, Блэр? Когда мы останемся без поддержки, в блядской Испании, и не под кайфом?
— Важно то, что мы приняли это решение. Мы окажемся в новом мире, Заяц! Вот что важно, любовь моя: если мы знаем, что это концептуально правильно — двигаться вперед, мы должны использовать любую малейшую возможность для преодоления наших страхов. Разве ты не видишь, что все получается само собой, словно по волшебному совпадению? — Внезапно Блэр изогнул бровь, его лицо невероятно просветлело, как у матери при виде новорожденного. — И все складывается, чтобы у нас были отличные каникулы! Мы не на каторгу едем! Каникулы, Заяц!
— Но я и от старого мира еще не устал. Если честно, я был бы не против вернуться в «Альбион». Чтобы привести мысли в порядок.
Блэр огляделся. Последняя группа путешественников пронеслась мимо них по тоннелю. Они с Зайкой остались одни в пещере, полной эха и отдаленных запахов общественного туалета. Он решил, что такой интерьер делу не поможет.
— Зайка, — тихо сказал он, — давай договоримся: здесь наверху есть бар «Лег-Дитог». Знаешь, что это такое?
— Там медитируют?
— Нет, подают английский завтрак.
— Да? — дернулся Зайка.
— Английский завтрак и чай, Заяц. Мы никуда не поедем, мы просто останемся там и будет смотреть, как жизнь протекает мимо. Посидим за тостами и сосисками. И беконом. И просто посмотрим. Если после отличной обжираловки тебе эта затея по-прежнему будет казаться дурью, мы возьмем такси и поедем обратно на квартиру.
— Английский завтрак, говоришь?
— Это же Англия, Заяц. Самое ее русло. Думаешь, что здесь, в самом сердце божественной зеленой земли, подают не самый охуительный завтрак? Это вопрос национальной гордости и национальной безопасности. Наверное, здесь самая-самая правильная кухня, родина трехмерного британского флага, его съедобная слава. Заяц, мы на краю Англии и глядим на остальной бедный мир. Мир без бекона.