А бронебойной женщиной — и вовсе тяжкий труд.
Все это — доспехи на каждый день — весило сто тысяч тонн.
Когда Люся появилась на кухне, Ветров уже сидел за столом.
Начальник видовой полиции, бывший когда-то мальчиком-мажором с иллюзиями о вседозволенности, читал новости в телефоне. Глаза его побелели от ярости.
Вчера был его первый рабочий день в новой должности, и он обернулся грандиозным провалом: ведь это подчиненные Ветрова не допросили русалку как жертву. Это Ветров подписал решение о казни на рассвете.
Никогда в жизни у Люси не было возможности наблюдать, как объекты ее деликатной интернет-критики читают репортажи о себе в режиме реального времени.
— Доброе утро, — вежливо произнесла она, внимательно следя за сменой выражений на ветровском лице. Слепая ярость — ледяное бешенство — холодное отвращение. Что же, всегда приятно иметь дело с человеком, который умеет держать себя в руках.
— Доброе, — отозвался он после короткой паузы. — Сорри, что заявился без спроса, с моей бабулей не поспоришь.
Какими мы становимся вежливыми, молча восхитилась Люся, после того как дважды схлопочем общественным осуждением по морде.
Нина Петровна хмыкнула, по-прежнему не отрываясь от телефона.
— Мы не обсуждаем с Ниной Петровной ваши семейные дела, — уведомила его Люся.
В присутствии марена она ощутила легкую дурноту, должно быть, от волнения и напряжения.
Все-таки кухня была ее территорией, и присутствие здесь посторонних выводило из душевного равновесия. Поэтому она постаралась сесть как можно дальше от непрошеного визитера и постараться дышать ровно.
Сегодня — о, радость — вместо зеленого смузи был фруктовый: апельсин, киви и мята.
Ветров побарабанил пальцами по столу, без всякого выражения глядя на Люсю.
— И все-таки я задам личный вопрос, — проговорил он, не сумев подавить брезгливости, — вы что-то имеете против меня?
— Да с чего бы это, — отмахнулась Люся. — Я вас вообще вижу второй раз в жизни! Вы всего лишь сюжет. Правда, если бы вы вчера не выгнали меня из своего кабинета, то я попросила бы разрешения на интервью. И, кто знает, может, вам не пришлось бы сегодня целый день оправдываться. Вот что бывает, когда старые обиды сильнее здравого смысла.
— То есть вы все это затеяли из мелкой мести?
— Да за кого меня принимает этот человек, — пожаловалась она своему бутерброду с тунцом и сыром. — Если бы я мстила каждому, кто указал мне на дверь, у меня вообще бы ни на что другое времени не осталось.
— И вместо того чтобы отправиться восвояси, — уточнил он, — вы отправились в СИЗО и сознательно ввели в заблуждение начальника учреждения.
— Ему следует более ответственно относиться к своим обязанностям.
— Следует, — согласился Ветров отстраненно.
Если бы Люся хотела, она могла бы, не вставая с места, рассказать, как ему повернуть ситуацию в свою пользу и выйти из нее народным героем. Да только Люся не хотела.
За Михайлова, начальника СИЗО, она особо не переживала — отделается устным выговором. Ветров был бы последним дураком, если бы объявил, что у него на режимном объекте проходной двор. И плевать, что он едва успел принять должность. Начинать карьеру с признания своих слабостей — такой себе вариант.
— Жду вас к девяти утра у себя в отделе для дачи свидетельских показаний. Не забудьте принести диктофонную запись. Надеюсь, обойдемся без повестки?
— Ой, я даже не знаю. Вчера вы велели мне пойти вон. Так и сказали: не вздумайте здесь появляться. Так куда теперь бежать бедной девушке?
Он прищурился, разглядывая ее, как яму на дороге.
К счастью, завибрировал Люсин телефон — это главный прокурор региона Игорь Никитич Суслов открыл электронную почту.
— Осокина, — спросил он, не здороваясь, — скажи мне только вот что: почему всегда в семь утра? Почему нельзя ставить отправку на два часа дня, например? Прекрасное послеобеденное время!
— Потому что не надо откладывать на после обеда то, что может вас обрадовать рано утром, — без заминки отрапортовала Люся.
— Обрадовать? — кисло переспросил прокурор. — Да у меня нервный тик от твоих писем! Я уже просыпаться боюсь! Ты же как дятел — стучишь без остановки.
— Это называется активная гражданская позиция!
— Люсь, — теперь Суслов стал серьезнее, — давай к девяти к нам для дачи свидетельских. И диктофонную запись прихвати.
— Не могу к девяти, ангажирована видовой полицией. Ах, на сегодня моя бальная книжечка вся заполнена.
— Ну тогда сразу после полиции. Но я тебя заранее предупреждаю: нет состава преступления у видовиков. Нет такого закона, чтобы они обязаны были умертвия допрашивать.