ёбывалась той ледяной водой, которой наглоталась в день нашей роковой лыжной прогулки. «Ты вызвал скорую, Андрей? Ведь всё будет хорошо? Я не умру?» - снова бредила Василиса. «Ты не умрёшь, свет мой. Ангелы не умирают. Всё будет хорошо, радость. Я не отдам тебя никому!» - отвечал я жене тоже словно в бреду. Я пытался её разбудить, завести с ней разговор, но всё это было безуспешно. Она продолжала повторять одно и тоже, стонать, кашлять и плакать. Приподняв её веки, я обнажил тусклые мёртвые зрачки. Что мне делать я тогда не знал. Кому-то что-то сообщать я не решался. Положив Василису в на задние сидения машины и, укутав её двумя заготовленными одеялами, я вернулся к могиле и принялся её спешно закапывать, даже не закрыв гроб. Набросав неаккуратный холм я уехал домой. В дороге Василиса всё ещё бредила. Приехав наконец домой, я внёс её внутрь и уложил на диван. Затем я вышел поставить машину в гараж, и когда вернулся, Василиса лежала смирно и молчала. Она лежала как в день своих похорон - безо всякого движения. Тело её не подавало абсолютно никаких признаков жизни. Я не представлял что делать. Звонить в скорую было бессмысленно. Что бы я им сказал? Что похоронил жену несколько недель назад, потом услышал как она стонет под землёй... И выкопал! Предположим, тело её не сгнило за такое время. Оно вообще было не тронутым. Но кто знает? Может быть это не феномен, а просто следствие мороза. Зимой, в холодной насквозь земле труп хорошо сохранился. Звуков Василиса никаких не издавала. Как-то зафисксировать её внезапное временное воскрешение я тоже не успел. По факту у меня дома лежал труп жены, не успевший разложиться, который я выкопал, услышав (а может быть просто вообразив) её голос. Если кто и стал бы меня слушать так это только психиатр. В то время я и сам начал считать себя сумасшедшим. Быть может я действтельно сошёл с ума, рассудок мой помутился, что-то пошло не так и мне стали мерещиться голоса. Я ещё накручивал себя всячески, думал о Василисе, это вылилось в ночные бредовые галлюцинации. Ведь как только я принёс Василису в дом, на свет она затихла и перестала шевелиться. Меня охватил испуг. Нужно было возвращать тело назад. Надо-же? Я не заметил как распрощался со здравым рассудком и начал творить незнамо что. Я не решился везти тело назад той-же ночью. До утра я не успел-бы её закопать и возможно меня бы точно кто-нибудь увидел. По кладбищам любят иногда ходить нищие бродяги, собирающие оставленные на надгробиях конфеты и стопки водки. Спать мне не хотелось и было решено привести в порядок тело моей супруги. Я отмыл Василису, переодел в её лучшее платье (ни одной вещи своей жены я не выбросил до сих пор, оставив их как вечную память о ней) и уложил в спальне. Она лежала на аккуратно застеленной кровати в своём ярко красном платье. Её красота осталась неизменной. Лишь из-за бледности и пустых потухших мёртвых глаз была она пугающей и какой-то мистической. Я вспомнил что гроб в могиле Василисы был теперь просто ужасен после проведённой мной эксгумации. Я не мог поместить любимую супругу в эту развалину. Мной было решено самостоятельно сделать Василисе новый гроб. Я опасался заказывать его в бюро ритуальных услуг. Городок наш маленький. Быть может меня запомнили. Мир слишком тесен. И порой эта теснота приносит большие неудобства а то и неприятности. Вообще я очень мнительный и опасливый человек, а в то время я стал жутким паранойиком. Мне везде мерещились подвохи и опасности. И к тому же я ещё не до конца признавал себя сумасшедшим. Уж слишком реально выглядели произошедшие со мной события. Следовало всё хорошенько обдумать. Заварив чай и посидев около жены ещё полчаса, к четырём утра я всё-таки захотел спать и отправился в другую, свою, спальню. Я поспал всего пять часов. Проснувшись в девять утра и скудно позавтракав (особого аппетита не было), я пошёл посмотреть на Василису. Долго её оглядывая, я не нашёл абсолютно никаких изменений в её теле. Признаков жизни она также не подавала. Потом я начал снимать с неё мерки для нового гроба. Почти всё свободное время я или делал Василисе гроб или сидел около неё в надежде остледить какие-либо проявления жизнедеятельности. Даже устанавливал рядом с ней видеокамеру, но результата это не принесло. Я полюбил зимними вечерами сидеть у постели, на которой лежала, как спящая красавица в стеклянном гробу, моя любимая супруга, и разговаривать с ней, с безжизненной, с безответной. По началу я ещё надеялся на ответ, но потом перестал ожидать от неё и этого, и вёл свои монологи, а мёртвая Василиса лежала и будто терпеливо слушала меня. Прошло полторы недели. Я привёл в порядок перерытую мной могилу, почти закончил сколачивать гроб. Один раз мне пришлось спрятать Василису в подвале, когда ко мне в гости приехал двоюродный брат Евгений. Гроб для Василисы я завернул в плёнку и спрятал в снежной куче во дворе. Всё обошлось. Брат вскоре уехал, а я продолжал работу и свои наблюдения. Я не прекращал надеяться на чудесное и полное оживление Василисы. Когда она вдруг нальётся кровью, откроет глаза и словно очнувшись ото сна, начнёт меня расспрашивать, в чём дело и почему я плачу, увидев вдруг мои слёзы радости, которые наворачивались мне на глаза когда я представлял всё это. Зима подходила к концу. Новый гроб для Василисы был готов. Больше никаких изменений не было. Но вот с наступлением весны Василиса внезапно начала разлагаться. Вот и пришло время проводить перезахоронение. Я переодел супругу в чёрное длинное платье, в котором красота её стала совсем потусторонней, сверхъестественной и нездешней. В таком виде она лежала в сколоченном мной гробу. Пришлось дожидаться глубокой ночи, чтобы совсем никого не встретить по пути. Я погрузил гроб с телом на крышу машины, как мог, замаскировал и отправился на кладбище. Приехав на место, я, ничуть не медля, начал копать. Хоть весна была и ранней, зимний холод сошёл на нет. На улице стояла нулевая температура. Земля была мягче, и могилу я раскопал гораздо быстрее. Молиться и долго прощаться с Василисой я не стал. На это не было времени. Все молитвы были прочитаны дома, дома я с ней и попрощался. На кладбище я лишь сказал «Ну вот и всё, мой ангел. Зима минула. Теперь ты отмучилась. Теперь тебе будет хорошо.» С навернувшимися опять слезами я закапывал погружённый в землю гроб. После этого я поехал в город, чтобы купить в ближайшем ночном магазине водки. Я не очень любил пить водку и даже, будучи несдержанным и впечатлительным, редко выпивал, но после всех этих событий я захотел напиться до беспамятства. Приехав домой, я осушил две бутылки, купленные мной, и пьяный завалился спать, забыв абсолютно обо всех своих проблемах. Утро было для меня крайне тяжёлым не только из-за сильного похмелья, но и от вновь обострившегося чувства утраты. Я как будто не заново закапывал откопанного мертвеца, а хоронил ещё несколько дней назад живую жену. Депрессия моя обострилась и длилась достаточно долго. Через пару месяцев всё же она пошла на спад, и я стал вновь смотреть философски на смерть Василисы. Я чувствовал, что всё сделал правильно. Я забрал её из холодного плена и дал приют в уютном доме, чтобы проводить в последний путь тогда когда станет тепло. Холод не давал ей уйти. В дальнейшем жизнь моя была скучной и ничем не примечательной. Событие, произошедшее со мной после смерти Василисы, я старался забыть и опять трактовал его для себя как галлюцинацию или дурной сон. Постепенно всё забывалось, и я приходил в норму. Но всё вернулось с наступлением зимы. С первыми холодами, с первым снегом я вновь стал слышать глубоко из-под земли утробный голос Василисы, когда приходил на её могилку. Почти месяц я игнорировал эти звуки, думая, что опять схожу с ума. Были мысли всё-таки обратиться к психиатру, но я этого так и не сделал. А голос жены звучал всё реальнее и громче. Я больше не мог это слушать и вновь приехал поздно ночью с лопатой на кладбище. И снова всё повторилось. Бледная, как будто сонная Василиса, её мольбы о помощи, кашель, захлёбывающиеся хрипы. И вновь она всю зиму пролежала в спальне у меня дома. И опять с наступлением весны тело её начало портиться. Я закопал её и думал, что на этот раз уже точно всё кончено, но следующей зимой всё опять повторилось. Так продолжалось в сумме пять лет. Василиса так и не находила покоя в это лютое время года, которое унесло её жизнь. Я слышал её мольбы и не знал чем можно ещё помочь. Лишь переносил прекрасное нежное бледное тело в тепло и уют своего дома, где она успокаивалась и лежала смирно. За это время я, казалось-бы мог уже давно всё запечатлеть и рассказать людям. Но от таких мыслей я вскоре отказался. Сумасшедшим я себя уже не считал. Всё было реально и происходило наяву. Я попросту уже не хотел никому ничего рассказывать. Даже если мне бы и поверили, Василису стали бы изучать, тревожить её и так и не дали бы ей обрести покой. А я хотел уже одного - чтобы она не мучилась. Я надеялся, что каждая такая зима будет последней. Минувшей зимой этого года, в последнюю неделю февраля я уже приготавливался к очередному перезахоронению Василисы. Но со мной произошёл несчастный случай. Я попал в аварию и пролежал две недели в коме. Я ничего не помню за этот период кроме одного сна. Мне приснилось, что я находился на кухне у себя дома. Кажется, я заваривал себе чай. Вдруг я увидел промелькнувшую за дверью Василису, котора