— Предатель! — выходя из камеры, прохрипел Зафераил. В спину ему летели ответные проклятия Лютера, пока не вернулся стазис, а его мысли не отправились блуждать вновь.
ИСТОРИЯ О ЧЕЛЮСТЯХ
Снова и снова Зафераил возвращался и избивал Лютера, требуя покаяния за преступления против Темных Ангелов. С каждым его приходом решимость Лютера укреплялась, и даже в смутные минуты после пробуждения он сопротивлялся. В видениях ему постоянно являлся образ Льва… нет, громадного воина с гривой светлых волос и сверкающим клинком, подобного Льву, — и это убедило Лютера, что примарх жив. Он рассказал о своих видениях Зафераилу, но вместо того, чтобы отнестись к ним как к чудесному откровению, Верховный Великий Магистр лишь разгневался еще сильнее.
— Не вздумай оправдывать свое вероломство очередной ложью! — закричал он, когда Лютер в очередной раз отказался признать право Зафераила принять его покаяние. — Ты убил Льва и уничтожил Калибан в отместку за поражение своего хозяина, Хоруса!
Никакие доводы не могли разубедить Зафераила, и в следующий раз он принес с собой несколько лезвий и пыточных крючьев.
— Ты думаешь, что сможешь вырвать из меня правду вместе с плотью? — усмехнулся Лютер.
— Я буду счищать грязь, пока в мыслях у тебя не останется ничего, кроме правды. Наши капелланы-дознаватели многому научились в общении с твоими последователями. Но остальные Падшие были космодесантниками, ты — нет. И в миг, когда твоя плоть воспламенится в агонии твоих грехов, ты узришь истину и признаешь, что трижды проклят. Отвернулся ото Льва, отвернулся от Императора и якшался с Темными Богами!
Не обращая внимания на мольбы бывшего Великого Магистра о более взвешенном обращении, Зафераил заковал его в цепи. У Лютера не было ни единого шанса против сверхчеловеческой силы космодесантника. Магистр Темных Ангелов рвал и терзал его плоть, но Лютер скрылся от физической боли в свои сны: его разум отделился от тела и поплыл по рекам времени.
Лишь изредка он приходил в сознание и обнаруживал, что старые раны обработаны или нанесены новые, и каждый раз Зафераил требовал покаяться в содеянном. Заблуждение Верховного Великого Магистра оказалось заразительным и передалось следующему, носившему этот титул, а затем — и следующему за ним.
Такой же окровавленный и покрытый шрамами, разум Лютера бесконтрольно метался между психической агонией мира грез и физической болью в реальности. Какие бы тяжелые раны ни наносились его телу, во сне они обращались в ужасающие кошмары смерти и разложения. Видения все больше напоминали болезненные галлюцинации, сливая воедино реальные воспоминания и образы тонущих в крови солнц и миров, охваченных войной. В какой-то момент Лютер услышал звон колоколов на богослужении, сирену, а затем увидел многомиллионные колонны вопящих людей в лохмотьях. Они полосовали свои тела маленькими ножами и били себя по спинам, выкрикивая исповеди безразличным священникам.
Их боль становилась его болью, а его боль обращалась в вопль агонии Империума: раны Лютера, казалось, проявлялись на теле всего человечества. Вокруг изваяний Императора горели костры, пожирая подвергшихся порче. Он стоял перед циклопическими зданиями с зубчатыми шпилями и парящими контрфорсами. Из их огромных залов доносились молитвы десятков тысяч людей, просящих о войне. Корабли дождем сыпали смерть с орбиты и сметали целые города, чтобы на их месте можно было построить грандиозные храмы.
Снова и снова кричащие лица требовали покаяния, но их крики терялись среди предсмертных воплей миллиардов людей. Лихорадка охватила Галактику, а Темные Ангелы погрязли в собственном безумии.
А затем все исчезло. Отсутствие ощущений сбивало Лютера с толку больше, чем хаос расколотых снов. Он проснулся, скрючившись в углу камеры, и обнаружил — по жалящей боли — целебную мазь на ссадинах, покрывавших грудь и руки, и свежие швы в местах ран на лице и на спине.
Его уже не держали в цепях целиком, а приковали кандалами за лодыжку к кольцу в стене.
Лютер уставился на красноватые каменные плиты, поняв, что это цвет его собственной крови. Подняв онемевшие руки, он заметил, что на пальцах больше нет ногтей; язык скользнул по сломанным зубам.
— Твоя воля тверже, чем основание Скалы, — произнес чей-то голос, и Лютер вздрогнул.