В дверях стоял космодесантник в белой броне и черном сюрко поверх нее. Голова гиганта была гладко выбритой, нос — тонким и длинным, а губы — более полными, чем Лютер привык видеть у своих тюремщиков. Он задумался, не из-за собственной ли мании остальные казались ему более похожими на Льва. Сознание Лютера ли приписывало мучителям черты его брата-завоевателя, или геносемя Темных Ангелов окончательно иссохло?
Космодесантник держал в руках большую чашу. Он подошел и поставил ее на пол перед Лютером. Ее содержимое так манило.
— Вода, — наконец произнес космодесантник.
— Скала? Какая еще скала? — прошептал Лютер.
— Хм? — вопрос застал космодесантника врасплох. Широким взмахом руки он обвел вокруг. — Это место. Крепость-монастырь. Мы называем ее Скалой.
— Но это же часть Альдурука, единственный сохранившийся осколок Калибана, как мне сказали…
— Единственный достаточно крупный, чтобы его стоило спасать, — ответил космодесантник. — Он кивнул в сторону чаши. — Пей.
— Империум сгорит, — произнес Лютер, взяв воду. — Сгорит в собственном безумии.
— Это уже началось, — печально проговорил космодесантник. — Великая Церковь Императора стремится к господству над всеми, но культ раздроблен, а его фракции соперничают между собой. Демагоги правят Террой от имени Императора, а власти в их руках все больше. Они подвергли неприятной огласке и некоторые наши деяния за последние столетия. Даже сейчас многие в Ордене считают, что мы должны выбрать то или иное течение культа Императора, чтобы заручиться его поддержкой.
— Церковь Императора? Вы сделали его богом?
— Мы ничего не делали, — возразил он. — Возвышение Адептус Министорум шло тысячелетиями. Космодесантники не уполномочены указывать Высшим Лордам, как править Империумом, но когда Экклезиарх становится Лордом Администратума — это слишком большая власть в руках одного человека.
— Выходит, Темные Ангелы не верят в божественность Императора? Хм, возможно, вам стоило бы…
— Мы пересматриваем нашу веру, чтобы взглянуть на нее с другой точки зрения. Наша связь с Императором крепче какого-то идолопоклонства и силы нескольких проповедей.
Лютер отпил. Затхлая вода прокатилась по его иссушенной глотке.
— Спасибо, — поблагодарил он Верховного Великого Магистра, поставив чашу ровно на то место, откуда он ее взял. — Как тебя зовут?
— Татразиил.
— Почему ты обращаешься со мной не так, как другие? Неужели ты думаешь, что я уже не раскаюсь?
— Я думаю, что Верховные Великие Магистры тратили слишком много времени и сил на сломленного полубезумного старика, — ответил Татразиил, печально качая головой. — Твое покаяние ничего не значит. Оно не спасет ни одного Темного Ангела и не вытащит ни одного Падшего из пучины проклятия.
— Даже меня?
— Но ты жив лишь благодаря своему проклятию, не так ли?
Лютер склонил голову и ничего не ответил, ощущая тяжесть этого заявления всем своим измученным телом.
— Если ты так жаждешь прощения Льва, его нужно заслужить.
Лютер вздрогнул и поднял взгляд. Затем вскочил на ноги, поморщившись от боли в потревоженных ранах.
— Лев жив? Я же говорил! Я говорил им всем! Где он?
— Я не знаю, жив Лев или мертв последние пять тысяч лет. Он пропал и до сих пор не вернулся. Слишком долго мы размышляли о том, что может случиться в будущем, позволив себе сбиться с пути истинного в настоящем. Мы перегнули палку как Орден… и по отношению к тебе тоже.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что я должен заслужить прощение Льва? — Желудок Лютера болезненно сжался, его мочевой пузырь опорожнился, едва не заставив бывшего Великого Магистра подогнуть колени. Он выпрямился с лицом, перекошенным от смущения. — Вода не задерживается в пустом желудке.
— Ты слишком долго голодал, даже для твоей физиологии. Я принесу немного еды, когда мы закончим.
— Так почему ты говоришь о прощении Льва?
— А тебе не приходило в голову, что, может быть, нужно доказать Льву, что ты раскаиваешься в содеянном? Принеси в жертву тех, кто ступил с тобой во тьму, и приведешь их и себя обратно к свету.
— Тьма и свет? Ты видишь мир настолько категорично, Татразиил из Темных Ангелов?
— О, я прекрасно знаю и понимаю, насколько этот мир сер. Но именно люди, подобные тебе, загнали меня в рамки нравственности и безнравственности. Теперь-то я понимаю, что должен быть прагматичным, стать оплотом разума, когда суеверие и безумие слепой веры поглощают других. Ты поможешь мне или сгниешь. Смотрящие отключат стазис, и ты, наконец, начнешь медленно умирать. И когда ты окажешься на грани смерти, они остановят течение времени вновь. Итак, я спрашиваю тебя: как ты желаешь нести свое проклятие — таким, как сейчас, или немощным полутрупом?