— Взамен я требую только одного: чтобы даже воспоминания о них не было в нашей супружеской постели! Ничего не хочу слышать ни о крестьянах, ни о князьях, ни о папах! Даже самого Господа упоминать не будем. Несмотря на то, что Бог есть любовь.
Через несколько дней Мартину приснился странный сон. Он в одеянии августинца стоит у подножия Священной лестницы в Риме и смотрит на свою жену, которая легко одолевает ступеньку за ступенькой. С замиранием сердца он хочет позвать ее назад, но она почему-то не слышит его. И вдруг между ним и ею встает густая пелена тумана. Лестница потонула в нем, как в молоке, и Мартин очень скоро перестал понимать, где он находится. Вслепую пытался он продвигаться сквозь белую мглу, пока не оказался на большой прямоугольной площади. То была рыночная площадь. А когда туман наконец рассеялся, оказалось, что Катарина бесследно исчезла. Зато он заметил, что все торговцы продают со своих лотков только гравюры с его, Лютера, изображением. Вот у лотка стоит его престарелый отец с портретом в руках. Он дает торговцу несколько монет, но, прежде чем Мартин успевает вмешаться, достает из кармана ножницы и режет портрет на мелкие кусочки, которые тут же уносит ветер.
С криком Мартин вскочил в постели, озираясь, как затравленный зверь. Ворот его ночной рубашки был порван, на лбу выступил холодный пот. «Что же такое со мной творится? — в смятении думал он. — Я теряю рассудок». Ощущая полную свою беспомощность, он прижал пальцы к пульсирующим вискам и замер, неотрывно глядя в темноте на очертания входной двери. Ему казалось, что вот-вот кто-то войдет.
— Что с тобой? — сонно спросила Катарина. Она повернулась на бок и подперла щеку ладонью, чтобы лучше разглядеть Мартина. — Успокойся, любимый. Тебе приснился дурной сон. Это все от тяжелой пищи. С завтрашнего дня я лично буду заботиться о кухне в этом удивительном доме. Ты увидишь, эти твои боли в желудке…
— Дело не в желудке, — сдавленным голосом произнес Мартин. — Но, может быть, ты и права. Это был просто-напросто сон… Все эти заботы…
Катарина поглубже зарылась в мягкое пуховое одеяло, подарок Барбары Кранах. Она провела пальчиком по крохотным ровным стежкам.
— Во всяком случае от денежных забот мы избавлены. Курфюрст проявил истинное великодушие, предоставив тебе возможность жить в Черном монастыре. И еще… Открою тебе секрет: даже сам Альбрехт Майнцский прислал нам двадцать гульденов. Что ты на это скажешь?
— Отошли их обратно!
— В таком случае хорошо, что я не сообщала тебе о других подобных подарках, — прошептала Катарина. — Иначе у нас разгорелся бы первый семейный спор.
Она взяла маленький носовой платочек и принялась вытирать своему супругу пот со лба и с шеи. Когда ее пальчики нежно дотронулись до его груди, он вздрогнул и тихо застонал. Она чувствовала, что ему страшно, но он не уклонялся от ее ласк.
— Я боготворю тебя, — тихо сказал он, наклонился и поцеловал ее в губы.
Какая сладость была в этих губах! Он ощутил ее теплое дыхание на своих щеках и стал осторожно гладить ее тело. Провел руками по ее плечам, по спине и наконец по бедрам и почувствовал, как она вся напряглась. Их сердца громко стучали наперегонки.
Сильный удар в оконное стекло заставил Мартина подскочить. Он быстро выбрался из постели и прокрался вдоль стены.
— Если это убийца, скажи, пусть подождет до завтра, — мрачно пошутила Катарина, но по ее лицу было заметно, что она сильно напугана.
И снова пригоршня земли ударилась в стекло. Мартин приоткрыл створку ставен, и в спальню хлынул холодный лунный свет. Он посмотрел вниз, в монастырский сад, и обомлел.
— Боже мой!
— Что там, любимый?
— Там, внизу, стоит Карлштадт, — ответил Мартин. — Никаких сомнений, это он.
Катарина со вздохом откинулась на подушки и принялась теребить ленты своей ночной рубашки.
— Вот славно! — проговорила она, надувшись, как маленький ребенок. — Теперь каждую ночь под нашим окном будет стоять человек, который пришел с тобой поговорить?
Мартин не ответил. Он сунул ноги в башмаки и накинул на плечи легкую мантию. Потом со свечой в руках вышел из комнаты и направился по гулкому коридору к лестнице. Катарина нетерпеливо ждала. Несмотря на тепло одеяла и подушек, ей вдруг стало зябко. Если бывший магистр Карлштадт посреди ночи пришел под окно ее супруга, значит, случилось что-то плохое.
Ей показалось, что прошла целая вечность, наконец Мартин вошел в комнату. Он был настолько бледен, что Катарина, вскрикнув, закрыла рот рукой.