В следующее мгновение в одном из боковых нефов стала собираться толпа. Десятки паломников в широкополых шляпах, монахи различных орденов, люди простого сословия, благородные дамы и господа столпились вокруг реликвария, прикрытого парчовым покрывалом. Рядом с ним на возвышении находился деревянный ящичек. Под присмотром ризничего люди кидали в ящичек монеты и только тогда получали от него позволение приблизиться еще на шаг. Многие в немом благоговении опускались на колени. Слышались всхлипывания и причитания верующих.
— Брат Мартинус! — Пронзительный голос его спутника прервал размышления Мартина.
Он обернулся и увидел, что толстый монах пробирается к нему через толпу, с радостным видом размахивая кошельком.
— Брат, ты что, не слышишь меня? — снова крикнул он. — Вон там, впереди, ты можешь купить спасение для умерших!
Он протискивался сквозь плотные ряды верующих, увлекая Мартина за собой, и тот уже не мог противиться. Паломники невольно отступали в сторону, освобождая дорогу монахам. Под строгими взглядами ризничего никто не решился преградить путь Мартину и брату Иоганну.
— Бенедиктинец объяснил мне, почему народ так ломится сюда, — зашептал Иоганн, одновременно пытаясь справиться с непослушным шнуром и развязать кожаный кошелек с деньгами. — Мощи святого Иоанна Крестителя, который крестил Иисуса в реке Иордан, имеют спасительную силу. Ты бросаешь в ящичек две монеты, и тогда один из твоих близких будет на пятьсот лет спасен от чистилища!
— Замечательно! — сказал Мартин. — И эти мощи святого, надо полагать, знают, кого из родственников я хотел бы спасти?
С каким-то странным чувством приблизился он к волшебному деревянному ящичку. Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до прорези. Глухое звяканье металла свидетельствовало о том, что паломники старались не упустить возможности купить спасение для почивших родственников и друзей. Следуя их примеру, Мартин и брат Иоганн бросили в ящик монеты.
Пока брат Иоганн изливал на ризничего свое красноречие, Мартин отошел в сторону, уступая место напирающим паломникам. В этот момент в центральной части церкви вновь появились кардиналы, которые все это время находились в маленькой часовне с восточной стороны базилики. Один из них, в пурпурной мантии, степенно вышагивал, неся свое полное тело, и дорогая ткань шуршала при каждом его шаге. Он благосклонным взором окинул толпу паломников и в особенности — деревянный ящичек перед мощами. Кардинал остановился перед алтарем, возле которого один из служителей размахивал внушительной кадильницей. Все кардиналы тоже приблизились к алтарю и подняли руки. Раздался звон золотых чаш для причастия.
Просветленная улыбка озарила лицо Мартина, когда сладковатые волны ладана, минуя фрески на стенах, стали подниматься ввысь, к куполу.
— Как там было прекрасно, в церкви Сан-Джованни, правда, брат Мартин? — возбужденно заговорил Иоганн фон Мехельн, когда они вышли на улицу. Он даже пританцовывал от восторга.
Мартин пробормотал что-то в знак согласия, но Иоганн его уже не слышал: довольный, он запрыгал по ступеням вниз. «Кажется, Рим вдет ему на пользу», — не веря своим глазам, подумал Мартин. Во всяком случае, от многочисленных недугов, одолевавших брата Иоганна на протяжении долгого путешествия, не осталось и следа. Это было похоже на чудо. Мартин наблюдал, как тот, подхватив подол рясы, с видимым вожделением устремился к ближайшей таверне, из распахнутой двери которой доносилось скворчание кипящего оливкового масла и соблазнительный аромат жареного мяса со специями. К огорчению брата Иоганна, Мартин так и не согласился переступить порог таверны. Тогда монах с обиженным видом распрощался с ним и направился к Пьяцца дель Пополо, чтобы поспеть хотя бы к монастырской трапезе августинцев.
Мартин оглянулся вокруг, быстро сориентировался и отправился в путь. Он хорошо понимал, что следует воспользоваться неожиданным мигом свободы, — вряд ли ему в ближайшее время еще раз представится возможность избавиться от общества брата Иоганна. И полный деятельной энергии, он пошел в сторону центральных кварталов города.
Пробираясь по грязной, в глубоких рытвинах улице, рассматривая дома, башни и памятники, он невольно вспомнил слова одного паломника, сказанные за кружкой вина в хибарке, где они останавливались на ночлег по дороге в Рим. Он назвал этот город высочайшими небесами и мрачнейшим адом одновременно. Когда день стал клониться к вечеру, Мартин понял, что имел в виду старик, описывая Рим столь нелестно. В то время как роскошные дворцы римской аристократии и церковных иерархов, храмы и часовни излучали богатство и жизнерадостность, жалкие хижины бедняков тонули в пучине безнадежности. И куда бы ни направлялся Мартен во время своей прогулки по переполненному людьми шумному городу, всюду сталкивался он с контрастами, вселявшими в его душу отчаяние. Похоже, здесь никто не удивлялся тому, что посреди квартала изящных белоснежных палаццо с огромными воротами стояло кособокое дощатое строение, освещаемое. Внутри чадящими смоляными факелами; в его покрытых плесенью стенах два десятка продажных женщин занимались своим ремеслом. Церкви стояли в окружении остатков древних колонн с ионическими, коринфскими или дорическими капителями. И кругом — грязь, в некоторых кварталах доходящая путнику до щиколоток. Казалось, римляне и не вспоминали о каналах и виадуках, которые построили в городе их предки, ибо Мартин мог наблюдать, как в домах то и дело открывались окна верхних этажей и оттуда прямо на улицу вываливали целые корзины мусора и выплескивали помои. Коровы и овцы топтались в собственном навозе, и тут же, в десяти шагах, привалившись к каменной стене, мочились двое пьяных. Ужасающая вонь стояла в кварталах Старого города, и даже легкий освежающий ветер не мог ее одолеть. Губы Мартина скривились от отвращения, он судорожно сжал пальцами итинерарий, маленький свиток с планом города, который дали ему с собой в монастыре августинцев. Но как он ни старался разглядеть что-нибудь на этой схеме, все эти кривые линии, стрелочки и крестики, густо испещрявшие пергамент и указывавшие путь к церквам Святой Агнессы, Сан-Пьетро в Монторио или Санта-Кроче в Джерусалемме казались непостижимыми, и он не мог совместить их с необозримым хитросплетением улиц, площадей или с полуобвалившимися проходами в старых стенах. В лучах заходящего солнца они казались клубком из зловонного камня и гнилого дерева.