— Прошу тишины! — прервал гомон студентов человек в темно-синей бархатной мантии.
Он снял свою шапочку и чинно прошествовал на возвышение, к кафедре, откуда ему хорошо были видны ряды молодых людей, собравшихся на его доклад о церковном праве. Меж залатанных курток и камзолов из дорогого лейпцигского сукна время от времени мелькала грубая ткань монашеской рясы.
— Extra ecclesium nulla salus, — торжественно возгласил магистр Андреас Карлштадт, пытаясь ладонью разгладить мятые листки с тезисами своего доклада. — Вне Церкви нет исцеления. Спор об этом ведется уже более четырнадцати веков. С первых дней основания Церкви.
Он на мгновение замолчал, приметив молодого монаха-августинца, который устроился на дубовой скамье в последнем ряду. Карлштадт удивленно поднял брови — ведь его лекции считались обязательным предметом для студентов, и сюда редко заглядывал кто-либо из его коллег. Вместе с тем монах, которого ему несколько дней назад представили как отца Мартина Лютера, казалось, воспринял его слова с большим воодушевлением.
Карлштадт откашлялся и продолжил свою речь.
— Но теперь Пятый латеранский собор подтвердил изречение святого Киприана. Нет никакой иной возможности избежать бездны ада, кроме как примкнуть к Священной Римской Церкви и стать ее горячим приверженцем!
Студенты воспринимали выступление Карлштадта спокойно, без всяких эмоций. Кое-кто делал записи на оборотной стороне узких полос пергамента. Бумага была дороговата, и книгопечатание мало что изменило. Встрепенулась молодежь только тогда, когда неожиданно слова попросил какой-то монах. Магистр с недоумением взирал на человека в одеянии нищенствующего ордена. Несмотря на то что студентов всегда призывали отстаивать на диспутах свою точку зрения, все же редко случалось, чтобы профессора прерывали во время лекции.
— Профессор Карлштадт! — громко крикнул Мартин, и голос его разнесся по сумрачному помещению. — Вы забыли упомянуть, что и в Восточной Церкви есть люди, которые преданно следуют Христову учению. Что сказано в решении Латеранского собора о наших православных братьях и сестрах?
Магистр молчал. Неприязненно смотрел он на дерзкого нарушителя спокойствия и от души сожалел, что перед ним не какой-нибудь простой студент. Такого юного наглеца он бы живо выставил за дверь, чтобы тот поостудил свою горячую голову на свежем воздухе, а тут он вынужден был отвечать.
— Православные христиане, так называемая греческая ортодоксальная церковь? — проскрипел он голосом, полным презрения. — Очень просто! — Карлштадт принялся лихорадочно рыться в своих бумажках, но потом понял, что они ему совершенно не нужны. — Один из ранних церковных документов ясно говорит о том, что епископ Римский, а вовсе не какой-то греческий патриарх является преемником святого Петра. Вы ведь не будете отрицать, святой отец, что Господь наш Иисус Христос вручил ключи от Царствия Небесного не кому иному, как Петру?
— В таком случае тех святых, которых канонизировала Восточная Церковь, мы должны считать проклятыми? — крикнул в ответ Мартин. — Ведь епископу Римскому они никогда не подчинялись!
Карлштадт сжал кулаки, капельки пота выступили на его высоком лбу.
— Вы… вы не поняли самого главного, святой отец. И здесь не место…
— Но ведь это — неизбежное следствие тезиса Киприана, — не дал ему договорить Мартин. — Тогда православным христианам заказан путь к спасению. А может быть, это предположение опирается на чересчур буквальное прочтение известных слов из Евангелия от Матфея: Es Petrus, et super hanc petram aedificabo ecclesiam meam?
— Спасибо, мы все более-менее знакомы с этими строками, — прервал его магистр.
Он ощущал полную свою беспомощность и понимал, что этот молодой монах испортил ему всю лекцию. Он и студентов, похоже, уже перетянул на свою сторону, ибо его последнюю реплику сопровождал одобрительный гул аудитории. Таких вещей ни в коем случае нельзя было допускать. Карлштадт резко выпрямился и гневно прокричал:
— Я никак не ожидал, что именно представитель уважаемого августинского ордена осмелится поставить под сомнение авторитет церковного собора, доктор Лютер!