— Пустите, святой отец, — повторила женщина. — Я Тереза, его мать!
Мартин тяжело поднялся. Он заметил, как во двор въехали два всадника в латах, шлемах и с мечами в руках. Солдаты городской стражи, приехавшие разузнать подробности несчастья. Какая-то расфуфыренная служанка, явно знакомая с одним из всадников, а может быть, и с обоими, с готовностью рассказывала им о случившемся, а стражники в ответ только пожали плечами, похотливо оглядели девушку с ног до головы и снова уехали.
— Хороший был парень, — сказал мастер. Он вновь повязал свой бурый фартук, сшитый из кусков грубой кожи, и дал знак своим подмастерьям-плотникам, глазевшим на происшествие, вновь приниматься за работу. — Может статься, я был слишком строг с ним. Я сказал ему, что надо работать и нечего витать в облаках. И о девочках нечего задумываться. Мы ведь люди простые, живем впроголодь, каждый грошик на счету. Но разве мог я знать, что творится у него в голове?
— Почему он это сделал? — шептала Тереза, обезумев от горя. Она крепко сжимала в объятиях тело сына, словно надеялась вдохнуть в него частицу своей жизни. Увидев, что два подмастерья тащат носилки, чтобы унести мертвого юношу со двора, она вцепилась в полу его куртки.
Мастер склонился к уху Мартина. Украдкой, шепотом, чтобы жена не могла услышать, спрашивал он о том, что сейчас его особенно волновало:
— А что Церковь говорит по этому поводу?.. Ну, я имею в виду, если человек с собой покончит?
Мартин хотел было ответить, но громкие рыдания заглушили его слова. Плач доносился из покосившегося домишки, на стене которого были вывешены на просушку связки чеснока. Перед домиком был заросший, неухоженный палисадник, огороженный ветхим забором. Сквозь прутья изгороди торчали спицы сломанного тележного колеса, похожие на скелет околевшей скотины. На мгновение Мартину показалось, что за занавеской он различил силуэт худенькой девушки со всклоченными волосами, но она тут же исчезла во мраке комнаты.
— Вы ведь хотели ему помочь, отец Мартин, — услышал он голос мастера у самого своего уха. Дрожащей рукой несчастный в волнении провел по запыленной щеке. — Вы похороните Томаса?
Мартин тяжело вздохнул. И вновь он вспомнил о своем наставнике фон Штаупице. Мартин как будто услышал его голос, и голос этот советовал ему довериться спасительной милости Господней. Но тем не менее существовали предписания, которым он, как священник, должен был следовать. Церковь требовала от него подчинения. Тем временем вокруг него воцарилась полная тишина. Все смотрели на Мартина, словно ждали его решения. Одна Тереза, казалось, совершенно не интересовалась священником.
Она поднялась на ноги и дала знак работникам, ожидавшим возле носилок, что готова сопровождать тело сына туда, где его будут обмывать.
Вечером Мартин, как затравленный зверь, вышагивал по своей келье взад и вперед. К нему приходил брат Ульрих, чтобы узнать подробности о происшедшем, но Мартин отказался беседовать с ним об этом. Он был слишком взволнован, чтобы связно рассказывать о чем бы то ни было.
Людей, которые работали там, на строительстве, он бросил в беде. Он сбежал, сбежал в тот самый момент, когда они так нуждались в его совете, в его духовной поддержке. Но только что, ради всего святого, мог он ответить этому ремесленнику?! Что церковь налагает на его сына проклятие лишь потому, что он от всех своих страданий покончил с собой? Что душа его теперь погибла и что он, лишенный искупительных Святых Даров, будет похоронен в заброшенном углу возле церковной стены? Если только подручный палача не вывезет его тело за ворота, чтобы закопать тут же, как закапывают вздернутого на виселицу вора прямо у ее подножия.
Мартин медленно подошел к узкому подоконнику и загасил одиноко трепетавшую на нем свечу. Тьма царила в его мыслях, так пусть будет тьма и в скудной комнатенке. «Может статься, я гневлю Господа одним только видом своим», — подумал он, ощутив на пальцах горячий воск. Он опустился на холодный каменный пол и закрыл лицо руками.
— Ты есть любовь, но я не в силах найти тебя, — обреченно прошептал он. — От меня требуют нести утешение детям Твоим, но каждый день подтверждает, что я не могу этого сделать!
На мгновение Мартин замер, прислушиваясь к шороху в коридоре: ему показалось, что кто-то крадется. «Наверное, крысы», — подумал он.
— Я никогда и не утверждал, что знаю ответы на все вопросы, — пробормотал Мартин, уже не обращая внимания на звуки за дверью.