Рыжая девочка вся тряслась от страха, на ее бледном веснушчатом лице был написан ужас. Дети были перепуганы настолько, что даже не пытались убежать.
Мартин помог упавшему мальчику встать на ноги и ласково погладил его по темным волосам. Усмирив стражника, который отправился обратно на свой пост, он приставил к помосту лестницу и взобрался наверх, к детям.
— Вы ведь видели мистерию, не так ли? — мягко спросил он у съежившихся детей, которые даже боялись поднять на него глаза. — А что вам больше всего понравилось?
Никто из детей не решался ответить монаху, который стоял перед ними в своей развевающейся на ветру рясе. И только когда Мартин повторил свой вопрос, рыжая девочка, всхлипывая, сказала:
— Мы… мы не хотели, чтобы с Тильманом что-нибудь случилось. Он же мой брат двоюродный…
— А мне показалось, что вам понравились весы! — Мартин указал на гигантские чаши, которые по-прежнему покачивались на цепях. — Вы видели, как шуты взвешивали на них грехи и добрые дела и сравнивали их. Смотрите! Я покажу вам то, что перевесит все ваши камешки!
Он быстро снял с пояса серебряную цепь с распятием и положил ее в правую чашу. Потом взял в охапку одного из стоящих рядом малышей и вместе с ним тоже уселся в чашу. Девочка от удивления разинула рот: правая чаша весов неожиданно склонилась в сторону спасения души и рая.
— А теперь, дети, пойдемте, — позвал Мартин, снимая с колен маленького мальчугана. — Вас ждут дома, уже поздно!
Пока он озабоченно следил затем, чтобы дети целыми и невредимыми спустились с помоста, в верхних покоях замка погас свет. И все же Мартин не мог избавиться от чувства, что курфюрст по-прежнему стоит у окна и пристально следит за каждым его движением.
ГЛАВА 9
Джироламо Алеандру роскошный парадный зал ватиканского дворца знаком был еще по прежним визитам, когда он сопровождал кардинала Каэтана.
Но этим утром, когда он, пройдя мимо стражи, вошел в большие двустворчатые двери, у него было странное чувство, будто он в этом месте впервые. Алеандр в недоумении огляделся вокруг.
Стены огромного зала были отделаны резным алебастром и нефритом, от которого исходило удивительное зеленоватое свечение. Массивные колонны, между которыми виднелись ниши, превращали пространство в настоящий лабиринт. Всюду стояли скамьи для отдыха и коленопреклонения из дорогого вишневого дерева. Рассказывали, что новый Папа лично велел изготовить их и украсить резьбой, потому что никак не мог привыкнуть к обстановке, в которой обитал его покойный предшественник.
Пока стража закрывала за ним двери, Алеандр пересек зал, в дальнем конце которого стоял один из церемониймейстеров. Старик был почти слеп, но каждый уголок дворца он знал наизусть.
— Его Святейшество ожидает вас? — спросил он таким тоном, что у Алеандра мурашки побежали по спине. — Мне об этом ничего не известно!
Церемониймейстер подал Алеандру знак следовать за ним. Он был явно обижен тем, что о визите Алеандра его не поставили в известность заранее. Он шагал впереди Алеандра по блестевшему как зеркало паркетному полу, и гулкое эхо его шагов звучало как некий укор.
— Пройдите в эту дверь, — строго сказал церемониймейстер. Концом своего посоха из слоновой кости он постучал по огромному ковру, на котором была изображена Тайная вечеря. Вокруг Алеандра в лучах света затанцевали тысячи мельчайших пылинок.
Алеандр выпрямился, расправил плечи и уверенно шагнул в соседнее помещение, но тут же замер на пороге в невероятном смятении. По другую сторону коврового занавеса сидел на скамье голый по пояс мускулистый человек средних лет и с вытянутыми вперед руками ждал, когда слуга через голову натянет на него чистую рубаху. Его босые ноги тонули в толстом персидском ковре, который, в отличие от паркета в парадном зале, приглушал все звуки. Поскольку дневной свет в эту комнату не попадал, на деревянных консолях горели десятки свечей в серебряных канделябрах.
— Ваше Святейшество… — Алеандр рухнул на колени и поцеловал кольцо на пальце Папы. — Церемониймейстер впустил меня, но я не подозревал… я имею в виду, что… — Слова застревали у него в горле.
Папа взглянул на него расширившимися от удивления глазами. Сердясь и одновременно забавляясь, он склонил голову набок, наблюдая за тем, как его камердинер подходит с золотым кувшином в руках к одному из комодов и льет воду в таз. Другой слуга накрывал на стол. На серебряных венецианских тарелочках он принес куски жареного цыпленка, гроздь винограда и толстые ломти хлеба с изюмом.