Выбрать главу

— Что с ребенком? — спросил Тетцель. — Ножки у нее висят, словно сухие палочки.

Его помощник обернулся, быстро взглянул на дочь, потом на мать и, потеряв к ним всякий интерес, пожал плечами:

— Наверное, калека убогая. Да они нищие! С них ведь ни гроша не получишь!

— Не спеши, брат, — с укором сказал Тетцель. — Как сказано в Писании: «Здоровые не нуждаются в лекаре!»

Пока Тетцель здоровался со старостой и священниками главной городской церкви, его повозка остановилась рядом с еще не разожженным костром, который был сложен недалеко от колодца. Молодой барабанщик забрался в повозку, вытащил оттуда довольно большие рулоны какой-то ткани и сложил их возле костра. Толпа наблюдала за ним со все возрастающим интересом.

Это был звездный час Тетцеля. Взобравшись на козлы своей повозки, он стоял там, сложив руки на животе, с серьезным лицом духовного вождя, словно взошел на церковную кафедру. Решительным движением отбросив с плеча накидку, он взял закрепленный у борта повозки факел. Он не произнес еще ни слова, но на переполненной людьми площади установилась звенящая тишина.

— Честные жители Ютербога и все те, кто пришел ко мне из курфюршества Саксонского! — Громовой голос Тетцеля разнесся над головами собравшихся людей. — Вам приходилось обжигать себе руку в огне?

Он замолчал, в ожидании глядя на публику. И, увидев утвердительно кивающие головы, услышав раздавшийся гомон, продолжал:

— Если на пальце пузырь от ожога, бывает, всю ночь глаз не сомкнешь. Верно я говорю?

Ни минуты не медля, он подставил левую руку под пламя своего факела. Некоторые женщины испуганно вскрикнули, другие качали головами и в ужасе зажимали руками рот, видя, как рука Тетцеля начинает дрожать в пламени. На лбу у него выступил холодный пот, лицо исказилось от боли и напряжения. Наконец он убрал руку из огня. Она вся была покрыта волдырями от ожогов. Со слезами на глазах поднял он свою руку так, чтобы каждый мог видеть увечья, которые причинил ему огонь. Пока он, застыв как соляной столп, стоял на козлах, подбежал старый монах с влажной тряпицей в руках и невозмутимо наложил доминиканцу повязку на покрасневшие пальцы.

— А теперь представьте себе, друзья мои, что будет, если не только рука, а все тело ваше будет гореть в огне! — крикнул Тетцель в толпу. — И не одну бессонную ночь, не три дня, не неделю, а вечно. И не будет рядом никого, кто охладит ваши раны и перевяжет их, кто утишит ваши муки.

Он размахнулся и швырнул факел в подготовленную кучу хвороста и соломы. Костер тут же вспыхнул ярким пламенем, так что стоявшие рядом едва успели отскочить в сторону. На повозке шерстянщика Ханна прижала голову девочки к своим коленям. Глаза ее были полны ужаса — и восторга.

— Как нам избежать того, чтобы душа наша после смерти горела в огне чистилища? — вскричал Тетцель.

Он театрально поднял обе руки, так что его тело стало напоминать крест. При этом он не спускал глаз с горящего костра. Когда пламя с треском поднялось вверх и на ступени церкви посыпались снопы искр, барабанщик дернул за веревку, и перед глазами толпы развернулось огромное полотнище. Люди с любопытством вытягивали шеи. В переменчивом трепетании огня им удалось различить изображения мужчины, женщины и ребенка с поднятыми вверх руками и искаженными от мук лицами — все они горели в адском пламени.

Отовсюду раздались крики ужаса, захлопывались ставни; некоторые зрители, рыдая, протискивались сквозь толпу и убегали подальше от этого места. Другие же горестно воздевали руки и с мольбой смотрели на человека на козлах, чье лицо полно было понимания и сочувствия.

— Не отчаивайтесь, друзья мои! — вновь загремел над площадью голос Тетцеля. — Сегодня Святейший Отец, папа Лев X, шлет вам свидетельство своего бесконечного добросердечия. Посылает подарок, который спасет вас от этого огня. Особое отпущение грехов, которое не только даст вам спасение, но и позволит принять участие в возведении собора Святого Петра в Риме.

— Ну и как его получить? — раздался возглас из толпы.

Все головы невольно повернулись на этот голос, туда, где у колодца стояла кучка молодежи.