Его приятель вздохнул, глядя в вопрошающие лица остальных. «Они ведь и понятия не имеют, — подумал он, — какая взрывная сила таится в этих строках!» Сам он хорошо знал это, потому что побывал в Ютербоге. Стоя у колодца, он наблюдал, как доминиканец заманил людей в церковь и с помощью своей болтовни опустошил их карманы. Следует позаботиться о том, чтобы все сограждане смогли прочитать то, что написал доктор Лютер. Это должно быть доступно не только узкому кругу ученых, умеющих читать по-латыни, — об этом должны узнать ремесленники и купцы, школьные учителя и паломники.
— Что ты задумал? — осторожно спросил один из его друзей.
Но тут студенты вспомнили, что им надо торопиться. Звон колоколов звал их назад, в аудитории коллегиума. Профессор Карлштадт терпеть не мог, когда кто-нибудь опаздывал, вынуждая его прерваться. А в последнее время он вообще стал очень нервным и рассеянным.
Юноша в задумчивости закусил губу. Опасный пергамент за пазухой жег его, словно кусок раскаленного железа. «Там ровно девяносто пять тезисов, — забыв обо всем на свете, подсчитывал он. — Печатник с улицы Купфермауэргассе запросит за это целую кучу денег, но, думаю, даром они не пропадут!»
Через несколько дней девяносто пять тезисов Мартина Лютера были без его ведома переведены на немецкий язык и напечатаны. Узнав об этом, Мартин страшно перепугался, но делать было нечего. Школяры и магистры моментально расхватывали свежеотпечатанные листки. Примирило Мартина с возникшей ситуацией только то, что его тезисы дошли до простого народа. О большем он и мечтать не мог.
В трактирах и банях его писания обсуждали при свете свечи. И всегда находился грамотный, который за кружку пива соглашался прочитать вслух поразительные высказывания монаха. В поклаже странствующих торговцев и в котомках вагантов тезисы покинули тесные стены Виттенберга и отправились путешествовать по городам и весям империи.
Главный викарий фон Штаупиц места себе не находил, с тех пор как однажды прочел вслух кучке молодых монахов, собравшихся в галерее Эрфуртского монастыря, несколько тезисов Лютера. С одной стороны, он восхищался умом своего бывшего воспитанника, силой и злободневностью доказательств, которые основывались не на подтасовках, а на научном толковании Священного Писания, на постановлениях Вселенских Соборов и на ранних сочинениях Отцов Церкви. С другой стороны, викарий имел достаточный жизненный опыт, чтобы знать, что простого монаха могут вынудить отказаться от собственных слов, если они не по нраву власти предержащей. Смиренно, но с тяжелым сердцем спрашивал он сам себя, достаточно ли сильна вера Мартина, чтобы выдержать это испытание.
Как можно было заранее предполагать, у тезисов об отпущении грехов обнаружились не только благосклонные читатели. Зима еще только началась, а о неслыханном поступке виттенбергского монаха-августинца узнали сам Тетцель и его заказчик, епископ Альбрехт Майнцский. Тетцель кипел от ярости. Хотя он по-прежнему регулярно разворачивал свое полотнище на площадях и в церквах от Магдебурга до Хальберштадта, но с каждым представлением публики становилось все меньше, а потом ее и вовсе не стало. И теперь ему, торгующему в розницу отпущением грехов, приходилось терпеть насмешки и издевательства, как только он приближался к стенам очередного города.
— Звучит монетка в кружке веселее, а Папа все богаче и наглее! — хором кричали Тетцелю люди, когда он наглядно пытался продемонстрировать им страшные пытки, от которых они могут избавиться посредством щедрого даяния.
— С помощью этой индульгенции я могу освободить вас от любого греха! — сулил Тетцель, находясь уже на грани отчаяния. — Восемь дукатов за убийство, девять — за клятвопреступление и ограбление церкви! И даже если бы вы обесчестили Матерь Божию…
Голос Тетцеля тонул в хохоте простого народа, никто давно уже не прислушивался к его словам. И вообще лишь единицы соглашались вступить в разговор с доминиканцем и его приспешниками. Кое-кто даже придумал новую забаву: во время проповеди Тетцеля они вставали на камень или на бочку, чтобы их все видели, доставали из котомки тезисы Мартина Лютера и громким голосом читали их до тех пор, пока Тетцель с побагровевшим лицом не приказывал барабанщику дать сигнал к завершению представления и не убирался восвояси.
Но торговец индульгенциями, которого все уже поднимали на смех, и его господин были между тем не единственными, кто с озабоченностью и неудовольствием наблюдал за распространением бунтовских листовок Когда однажды вечером ревизор торгового дома Фуггеров встретился с Тетцелем в Магдебурге, чтобы посчитать выручку за зимние месяцы, то осыпал его градом упреков.