«Лютеранское» впервые читаешь ты вывеску над кладбищем. Тебе 10, не за горами переход в среднюю школу. Вы успели совершить уже несколько вылазок на кладбище, но потом вас засек сторож, и вы взяли перерыв. Никто не хотел, чтобы кто-то рассказал родителям, чем занимаетесь. Ничего плохого не делали, но как-то неудобно, стыдно. И ты понимаешь, что стыдно вовсе не перед родителями. Вспоминаешь бабушку. Морщишься. Думаешь, что слово кажется знакомым. Спрашиваешь не у родителей, правда в том, что ты вообще стараешься с ними не разговаривать. Иногда желание поделиться с ними чем-то распирает тебя, но ты сдерживаешься. Отец все-таки занят, мать устала, а ей еще ужин делать. Уверен, что у них есть дела важнее. Да и разве им интересно слушать, что ваш класс занял первое место в эстафете. Молчишь. За ответами лезешь в Интернет. Википедия ответ дала, но какой-то мутный. Скачешь по ссылкам, пытаясь разобраться в ворохе новых сложных слов, бросаешь это дело. Кладбище и кладбище, решаешь ты. Но уже завтра мучишь Игоря, он умный, он должен разобраться. Ясно. Кладбище другое. Бабушка была православной, а здесь лежат лютеране. Верят в одного Бога, но по-разному. Тебе кажется это диким, по-твоему, лучше вообще не верить. В твоих глазах православное, лютеране и гадалки смешиваются в одно – кучу фанатиков. Ты кажешься себе дико умным и современным. Следующий раз, оказавшись за оградкой, ты присматриваешься к надгробиям. Нерусские имена, скульптуры вместо памятников, кресты без нижней балки, склепы – всё это обретает для тебя смысл. Даты. Они тебя пугают. Могилам здесь более двухсот лет, это много. Надолго не задерживаешься, десять минут и назад. Каждый день десять минут после школы. Днем не так страшно, в полдень здесь никого нет. Ты единственная живая душа, по-хозяйски ходишь и рассматриваешь камни с именами и цифрами. Скоро ты знаешь каждый памятник.
Тебе 15. Твоя озабоченность кладбищем давно позади. Вы иногда захаживаете туда справить нужду и не более. У одного из парней недавно умер отец, и вы облюбовали ныне пустующий гараж. Ты пьешь, куришь, впервые расстегиваешь лифчик, готовишься поступать в училище. Грезишь, как уедешь от доставших тебя родителей, постылого двора и этого проклятого кладбища.
Училище позади. К армии не годен. Ты четыре года жил далеко от дома, приезжая на недолгие каникулы. Бросил курить, увлекся конструированием, хочешь открыть свое маленькое дело. Рассказываешь отцу, вы вообще последнее время очень много говорите. Тот лукаво улыбается и кидает тебе ключи. Родители решили переехать в старый бабушкин дом. Дедушка плох, за ним надо ухаживать, да и мама давно хотела жить в частном доме. Квартира теперь твоя. Ты предвкушаешь жизнь. Сначала перебиваешься на подработках, но понимаешь, что это этап неизбежный и даже полезный. Обрастаешь знакомствами, встречаешь добрых и не очень людей. Понимаешь, что нравишься людям, а значит не пропадешь. Приводишь в квартиру очередную девчонку. Это она по дороге заметит, что жить рядом с кладбищем не прикольно. Ты будешь осторожно гладить ее по спине, но думать о чертовом могильнике. На часах за полночь. Ты выбираешься из теплой постели, тихо, чтобы не разбудить гостью, одеваешься и выходишь в стужу ночи. На дворе ноябрь, этот суровый и беспощадный месяц. Впервые за полгода хочется курить, ночь притупляет волю. Доходишь до круглосуточного киоска, берешь пачку дешевых сигарет, делаешь первую затяжку. Ударяет в голову, по телу проходит волна дрожи, а затем разливается тепло. Ты стоишь напротив до боли знакомой ограды и думаешь. Ты думаешь, что если идти прямо от обычного лаза, а потом свернуть чуть левее, то можно увидеть прекрасную скульптуру девушки. Нет, это раньше она была для тебя просто девушкой. Это ангел вершит чье-то захоронение. Сплевываешь, тушишь сигарету поворотом ботинка и бредешь к «черному ходу» кладбища. Когда доходишь до места, начинаешь кашлять от смеха. Лаз, куда раньше легко протискивался, теперь был тебе не по размеру, разве что ногу просунешь. На этом моменте хорошо бы уже одуматься и вернуться под одеяло к красавице, ты это понимаешь, а ноги сами несут тебя вдоль ограды. Дважды огибаешь ограду и подходишь к центральному входу. Закрыто. Чуть в стороне за оградой небольшое строение-сторожка. Свет не горит. Сторож спит или вовсе отсутствует. Тебе 21. Ты лезешь через ограду на старое лютеранское кладбище, чтобы увидеть скульптуру ангела. Теплый и мягкий в твоей же кровати тебя почему-то не устраивает. Делаешь первые шаги робко, прислушиваешься. Сначала решаешь заглянуть в окна сторожки: ни следа живого присутствия. Ты снова единственный человек на всем кладбище. Щелкаешь самой простой зажигалкой, которую купил вместе с сигаретами, и идешь с этим тусклым светом почти на ощупь. Огонь нежно ласкает временами твои пальцы. Глаза медленно, но привыкают к кромешной тьме. Дорожки на кладбище каменные, вероятно проложенные здесь еще раньше, чем был установлен на этой земле первый крест. Камни разных форм и размеров, идти не удобно, ты то и дело спотыкаешься. Только теперь, когда прошел несколько вглубь так, что не стало видно ограды и вокруг оказались одни могилы и вековые деревья, чувствуешь, как внутри разрастается беспокойство и страх. Темнота такая, что ты едва различаешь куда идти. Шагаешь больше по памяти, вдруг резко останавливаешься. В одном из склепов видишь свет. Тяжело проглатываешь слюну и гасишь зажигалку. Сгибаешь ноги, наклоняясь к земле, и медленно начинаешь ползти в сторону света. До склепа шагов тридцать. Ты и сам не знаешь, зачем идешь туда. Ты просто мотылек, чертов мотылек. Под правой ногой с треском ломается сухая ветка. Замираешь. Различаешь, как твое сердце пытается вырваться из своей костяной клетки. Считаешь до десяти, чтобы успокоиться и прислушиваешься. Да, есть голоса, кто-то смеется. В твоей голове складывается картинка подростков, которые устроили себе кладбищенское ночное приключение. Голоса становятся громче. Из одного из разбитых окон склепа высовывается чья-то нога. Ты ныряешь за ближайшую достаточно крупную могильную плиту и осторожно выглядываешь из-за угла. Три фигуры. У всех в руках по фонарю, ты стискиваешь зубы… и биты. Скрываешься полностью за плитой, надеясь, что им надо в другую сторону. Отслеживаешь перемещение по звукам, благо шумят они знатно. Идут в одном направлении, влево от твоего укрытия. Звук первого удара повергает тебя в шок. Слышишь удар, удар, удар. Что-то глухо, падая, ударяется о землю. Смех. Удар, удар, удар. Позвякивание и шипение. Ты сразу угадываешь – баллончик. Хочется рвануть к этим уродам, сделать хоть что-то. Но вспоминаешь про биты, сидишь. В голове болью отдается какофония звуков натурального погрома. Ты не понимаешь, что происходит. Время идет. Наконец они устали, женский голос жалуется на холод. Шаги приближаются к тебе, сам ты максимально вжимаешься в плиты. Возня у склепа, и через десять минут первая тоненькая струйка дыма вырывается оттуда. Полушепотом там что-то активно обсуждают. Самое время уйти отсюда как можно скорее. Ты аккуратно начинаешь двигаться к выходу. Отойдя на такое расстояние, что тебя не услышать, ты ускоряешься и на адреналине перемахиваешь через ограду. Путь до дома занимает считанные минуты. Подниматься в квартиру не спешишь. Садишься на ступеньки и куришь. Первая, вторая, третья, четвертая… Ненавидишь каждую затяжку, но остановится не можешь. Встаешь, собираешь все окурки в кулак, отряхиваешься и спокойно поднимаешься на свой этаж. Уже дома ты выкинешь окурки в мусорку, тихо войдешь в бывший отцовский кабинет и двинешься к сейфу. Код отец рассказал тебе всего два месяца назад. Это был акт полного доверия, отец счел, что ты теперь взрослый мужчина. Металл приятно холодит кожу. Ты никогда раньше не стрелял, но и не собираешься. Их надо просто напугать. Это всего лишь дети, которые решили, видимо, что никогда не умрут, раз позволили