тужу ночи. На дворе ноябрь, этот суровый и беспощадный месяц. Впервые за полгода хочется курить, ночь притупляет волю. Доходишь до круглосуточного киоска, берешь пачку дешевых сигарет, делаешь первую затяжку. Ударяет в голову, по телу проходит волна дрожи, а затем разливается тепло. Ты стоишь напротив до боли знакомой ограды и думаешь. Ты думаешь, что если идти прямо от обычного лаза, а потом свернуть чуть левее, то можно увидеть прекрасную скульптуру девушки. Нет, это раньше она была для тебя просто девушкой. Это ангел вершит чье-то захоронение. Сплевываешь, тушишь сигарету поворотом ботинка и бредешь к «черному ходу» кладбища. Когда доходишь до места, начинаешь кашлять от смеха. Лаз, куда раньше легко протискивался, теперь был тебе не по размеру, разве что ногу просунешь. На этом моменте хорошо бы уже одуматься и вернуться под одеяло к красавице, ты это понимаешь, а ноги сами несут тебя вдоль ограды. Дважды огибаешь ограду и подходишь к центральному входу. Закрыто. Чуть в стороне за оградой небольшое строение-сторожка. Свет не горит. Сторож спит или вовсе отсутствует. Тебе 21. Ты лезешь через ограду на старое лютеранское кладбище, чтобы увидеть скульптуру ангела. Теплый и мягкий в твоей же кровати тебя почему-то не устраивает. Делаешь первые шаги робко, прислушиваешься. Сначала решаешь заглянуть в окна сторожки: ни следа живого присутствия. Ты снова единственный человек на всем кладбище. Щелкаешь самой простой зажигалкой, которую купил вместе с сигаретами, и идешь с этим тусклым светом почти на ощупь. Огонь нежно ласкает временами твои пальцы. Глаза медленно, но привыкают к кромешной тьме. Дорожки на кладбище каменные, вероятно проложенные здесь еще раньше, чем был установлен на этой земле первый крест. Камни разных форм и размеров, идти не удобно, ты то и дело спотыкаешься. Только теперь, когда прошел несколько вглубь так, что не стало видно ограды и вокруг оказались одни могилы и вековые деревья, чувствуешь, как внутри разрастается беспокойство и страх. Темнота такая, что ты едва различаешь куда идти. Шагаешь больше по памяти, вдруг резко останавливаешься. В одном из склепов видишь свет. Тяжело проглатываешь слюну и гасишь зажигалку. Сгибаешь ноги, наклоняясь к земле, и медленно начинаешь ползти в сторону света. До склепа шагов тридцать. Ты и сам не знаешь, зачем идешь туда. Ты просто мотылек, чертов мотылек. Под правой ногой с треском ломается сухая ветка. Замираешь. Различаешь, как твое сердце пытается вырваться из своей костяной клетки. Считаешь до десяти, чтобы успокоиться и прислушиваешься. Да, есть голоса, кто-то смеется. В твоей голове складывается картинка подростков, которые устроили себе кладбищенское ночное приключение. Голоса становятся громче. Из одного из разбитых окон склепа высовывается чья-то нога. Ты ныряешь за ближайшую достаточно крупную могильную плиту и осторожно выглядываешь из-за угла. Три фигуры. У всех в руках по фонарю, ты стискиваешь зубы… и биты. Скрываешься полностью за плитой, надеясь, что им надо в другую сторону. Отслеживаешь перемещение по звукам, благо шумят они знатно. Идут в одном направлении, влево от твоего укрытия. Звук первого удара повергает тебя в шок. Слышишь удар, удар, удар. Что-то глухо, падая, ударяется о землю. Смех. Удар, удар, удар. Позвякивание и шипение. Ты сразу угадываешь – баллончик. Хочется рвануть к этим уродам, сделать хоть что-то. Но вспоминаешь про биты, сидишь. В голове болью отдается какофония звуков натурального погрома. Ты не понимаешь, что происходит. Время идет. Наконец они устали, женский голос жалуется на холод. Шаги приближаются к тебе, сам ты максимально вжимаешься в плиты. Возня у склепа, и через десять минут первая тоненькая струйка дыма вырывается оттуда. Полушепотом там что-то активно обсуждают. Самое время уйти отсюда как можно скорее. Ты аккуратно начинаешь двигаться к выходу. Отойдя на такое расстояние, что тебя не услышать, ты ускоряешься и на адреналине перемахиваешь через ограду. Путь до дома занимает считанные минуты. Подниматься в квартиру не спешишь. Садишься на ступеньки и куришь. Первая, вторая, третья, четвертая… Ненавидишь каждую затяжку, но остановится не можешь. Встаешь, собираешь все окурки в кулак, отряхиваешься и спокойно поднимаешься на свой этаж. Уже дома ты выкинешь окурки в мусорку, тихо войдешь в бывший отцовский кабинет и двинешься к сейфу. Код отец рассказал тебе всего два месяца назад. Это был акт полного доверия, отец счел, что ты теперь взрослый мужчина. Металл приятно холодит кожу. Ты никогда раньше не стрелял, но и не собираешься. Их надо просто напугать. Это всего лишь дети, которые решили, видимо, что никогда не умрут, раз позволили себе обрушить свою неуемную энергию на захоронения. Прячешь оружие за пояс, на обратном пути заглядываешь в спальню. Под теплым белым одеялом угадываешь силуэт. Выглядывает только головка с темными локонами и рука. Ты хочешь туда, в тепло и покой. Но глупо отступать вот так, к тому же, ты так и не увидел ту скульптуру, ради которой все это изначально затевалось. Улыбаешься и выходишь из квартиры. Уже у ограды скуриваешь еще одну сигарету и уже привычным движением перемахиваешь на ту сторону. Понимаешь, что сглупил, не взяв из дома фонарь. Впрочем, твои глаза уже успели привыкнуть к темноте и тебе даже удается ни разу не наткнуться на какое-нибудь надгробие или дерево. Вдруг хмуришь брови и начинаешь вертливо смотреть по сторонам. По ощущениям, ты уже давно должен был увидеть свет из склепа, но вокруг одна темнота. Обходишь нужный квадрат территории еще несколько раз. Различаешь три склепа, но ни в одном света нет. Уже достаешь свою зажигалку, но не успеваешь зажечь, так как замечаешь тончайшую струйку дыма, поднимающеюся из ближнего к тебе склепа. Осторожно подходишь, заглядываешь в проем окна. Пусто. Лишь на полу дотлевает недавний костер. Обходишь кладбище по периметру, выглядывая свет фонарей или звуки ударов бит. Ничего. Ушли. Пока ты курил, пока возился, они просто сделали свое дело и ушли. Вот так просто. Ты смеешься до тех пор, пока не осознаешь, как должно быть жутко звучит смех посреди кладбища. Затихаешь. Зачем-то идешь опять к склепу, подпрыгиваешь, хватаясь за выступ, и втягиваешь свое тело во внутрь. Три на три. Две развалившиеся от древности каменные гробницы, между которыми поставлены шалашиком ветки, также ветки свалены в углу. Подсвечивая себе зажигалкой, сооружаешь новый костер. Дерево начинает приятно потрескивать, насколько может быть приятным хоть что-то на кладбище. Стены исписаны надписями настолько банальными, что ты даже ленишься читать. Ты и сам не мало исписал стен ранее. Примечаешь лишь одну надпись. «Бог с тобой, а ты нет». Улыбаешься. В этой фразе больше смысла, чем в других. Она одна не содержит в себе сатанинского, гомосексуального, пошлого или оскорбительного подтекста. Ты любуешься этими буквами. Это было мнение, чье-то не очень популярное мнение. Обычные подростки протестуют против принятой системы ценностей. А здесь был двойной протест. Бунт не ради бунта, а как способ поиска новых координат жизни. У тебя нет с собой маркера, и тогда ты берешь кусочек угля от костра. В отражении всполохов пламени выводишь на стене «Глупо искать Бога на кладбище». Фраза длинная, приходится постараться, чтобы вывести ее на шершавом камне. Довольный работой, ты садишься у костра и впервые за эту ночь ощущаешь покой. Мозг даже не пытается осознать абсурдность происходящего, он уступает гормонам стресса и удовольствия. Ты засыпаешь в склепе, облокотившись о саркофаг. Позже проснешься от холода, выкуришь пару сигарет и, гонимый нуждой, трусцой побежишь домой. Да, ты мог, как и раньше, помочиться у одной из могил. Мог. Но после этой ночи тебе невольно чудилось, что на каждой могиле выбито твое имя.