Рыжеволосая, словно та змея, вывернулась в его руках, но вместо того, чтобы выскользнуть из объятий и отскочить, лишь повернулась к художнику лицом, ложа руки ему на плечи.
- Мой муж действительно дурак, - тихо прошептала она, - но раз вы не можете нормально завязать шнуровку этого платья, то, возможно, поможете хотя бы снять его? А то после того, как вы завязали его, я совершенно не могу дышать.
Бейбарсов лишь кивнул, скользя ладонями по обнажённой спине девушки и развязывая тонкие завязки. Платье скользнуло на пол, и Татьяна осталась в одном нижнем белье – сейчас уже никакая шаль не мешала изучать взглядом её идеальное, великолепное тело. Рыжеволосая, отвечая на уже более настойчивые поцелуи, скользнула кончиками пальцев по пуговицам его рубашки. Ей казалось, что она буквально вспыхнула изнутри – Глеб прижимал её к себе, даря какое-то необычайное чувство тепла, такого близкого и родного, но спрятавшегося в один жуткий момент от неё несколько месяцев назад.
Художник потянул её за руку, присаживаясь на кровать – Таня подалась вперёд, нависая над ним и отвечая на каждый поцелуй, зарываясь пальцами в густые чёрные волосы; её нижнее бельё упало на пол рядом с туфлями, но девушка, совершенно обнажённая, словно вдруг и вовсе потеряла всякое чувство стыда. Она выгибалась в руках у художника, чувствуя явственно каждое его прикосновение, каждый поцелуй, но совершенно не сопротивлялась, получая от этого непонятное, неизвестное для неё удовольствие. Одежда Бейбарсова тоже уже оказалась на полу – сейчас Гроттер, пусть и аристократке, было совершенно наплевать на то, что этот дом совершенно не походил на идеальное место для жительства; она, пусть прежде смотрела на сие место свысока, сейчас была даже благодарна слишком низким порогам, тому, что снег всё равно не позволил бы ей выйти из дома, своему сумасшедшему старику-мужу, что заставил оставаться здесь и позволять рисовать себя. Всё это сложилось в великолепную палитру обстоятельств, превратившихся в нечто большее, чем просто вспыхнувшая минутная страсть.
Глеб толкнул рыжеволосую на кровать, нависая над нею и проводя языком по шее; Таня лишь закусила губу, вновь выгибаясь ему навстречу и чувствуя, как парень с силой сжимал её запястья. Она не проронила за это время ни единого слова, не позволила себе даже застонать – все чувства были безмолвными, но слишком явственными.
Обжигающая дорожка поцелуев спустилась немного ниже; девушка чувствовала, как Бейбарсов ласкал её грудь, ощущала умелые прикосновения его рук; лёгкие, практически неощутимые поцелуи порой превращались в более явственные; несколько раз Глеб прикусил зубами нежную кожу, и в последний раз Таня, не сдержавшись, вскрикнула, неосознанно царапнув парня по спине.
Тане казалось, что она сейчас попросту вспыхнет и загорится – сдерживать собственные чувства совершенно не хотелось.
Бейбарсов скользнул ладонями по внутренней стороне её бёдер, легонько сжимая и заставляя девушку откинуться на подушку, провёл руками по талии, буквально чувствуя, как дрожит от возбуждения девушка и осторожно вошёл в Гроттер, срывая с её губ тихий вскрик боли, смешанной с непонятной, охватившей девушку страстью.
- Ты же замужем, - тихо прошептал на ухо Тане художник.
- Ну и что? Разве ты не видел моего мужа? – постепенно привыкая к новым ощущениям, выдохнула Гроттер, подаваясь навстречу Бейбарсову. Ей было плевать, что по сути это считается изменой – она просто не хотела думать ни о чём, кроме его горячих рук и обжигающих прикосновений.
Глеб сначала двигался в ней осторожно, постепенно увеличивая темп и чувствуя, как выгибается Татьяна, уже, пожалуй, позабыв о своей боли. Она закусывала губу, сдерживая стоны, словно таким образом пытаясь сдержать последний оплот гордости, отброшенной сейчас в сторону, но получалось достаточно плохо – девушка уже окончательно забыла о том, кто она такая, и сейчас просто наслаждалась его поцелуями, движениями в ней.
Рыжеволосой казалось, что она попросту вспыхивает, словно свеча, изнутри, от малейшего прикосновения – девушка буквально горела изнутри, отвечая на каждый поцелуй и в приступе собственного странного безумия шепча что-то ему на ухо.
Ощущения походили на взрыв. Она в последний раз выгнулась ему навстречу, громко вскрикнув и сжимая плечи Бейбарсова, а после откинулась на подушки, шумно дыша. Глеб лёг рядом, обнимая одной рукой девушку за талию и утыкаясь носом в её рыжие, густые волосы. Тонкое одеяло практически не согревало, скорее создавало видимость, но Тане всё равно казалось, что она до сих пор горит в его руках от странного, потрясающего возбуждения и непонятного удовольствия.
- Мне надо идти, - недовольно прошептала Гроттер, прижимаясь к нему.
- Там всё ещё снег, - успокаивающе пробормотал ей на ухо Бейбарсов. – Спи.
Таня даже не помнила, что происходило дальше – она просто провалилась в сон, чувствуя, как тёплые, пушистые руки наступающей зимы обвивают её, заставляя больше не думать ни о чём…
***
Когда наступило утро, солнце всё ещё не выскользнуло из-за туч, а снег пусть намного медленнее, но всё же падал с неба. На улице похолодало, и это чувствовалось и в доме, в котором отопительная система явно оставляла желать лучшего, но Таня, проснувшаяся минут десять назад, радовалась и этому, прекрасно понимая, что на самом деле выйти из помещения нереально, если никто не откинет в сторону снег. К тому же, их город, состоящий из спутанных, сплошных улиц, одинаковых и спрятавшихся где-то далеко-далеко под глубинами снежинок, сейчас казался абсолютно непроходимым – зимой здесь было проще простого заблудиться, а её дражайший муж никогда не стал бы выходить из дома в такой день.
- Ты уже не спишь? – зевнув, улыбнулся Бейбарсов, открывая глаза и притягивая Таню к себе.
- Не сплю, как видишь, - с улыбкой ответила девушка. – Что-то мне не очень спится в такой атмосфере, - она придвинулась к нему поближе, обвивая руками шею художника. – Ты, кажется, вчера так и не закончил рисовать.
- Дорогая, картины создаются неделями, месяцами, даже годами! – усмехнулся Бейбарсов, явно издеваясь – он никогда не рисовал особенно долго, потому что до этого не находил того, что хотел бы творить и усовершенствовать, над чем мог бы так долго думать, вот только сейчас подобное желание вспыхнуло в нём с непонятной, неизвестной доселе силой.
- Годами? Нет, я против! – воскликнула Таня. – Ну, покажи!
Она сейчас походила на обыкновенную капризную девчонку и смотрела на Бейбарсова так требовательно, словно от этого зависела как минимум судьба целого мира. Казалось бы, Таня была готова сейчас запустить чем-то в Глеба, но сдержалась.
- Ну покажи! – вновь потребовала рыжеволосая. – Глеб… - она посмотрела на него уж слишком мило, склонив голову набок. – Ну, хочешь… Что ты хочешь?
- Ладно, - наконец-то согласился Бейбарсов. – Сейчас покажу, - он улыбнулся, потянувшись к одежде. Таня лишь откинулась на подушки, глядя куда-то в потолок и что-то крайне внимательно рассматривая, наверное, увидев что-то крайне интересное в тонких полосах трещин.
- Здесь так… бедно, - вдруг промолвила она, прижимая одеяло к груди. – Так холодно… Как ты тут живёшь?
- Мой дом – один из самых богатых в этом углу, - пожал плечами Бейбарсов. – Стоит проехать около трехсот метров на запад или на север, и мы можем увидеть кварталы для бедных.
- А разве это не бедность? – удивилась Таня.
- Нет, конечно же, - хмыкнул Глеб. – Это ещё очень даже богатый дом, - он склонил голову набок, - просто ты этого пока что не признаёшь, но это всё временно. Ты пока что не понимаешь, что на самом деле в нашем мире слишком многие люди живут в бедности, - Бейбарсов усмехнулся. – И я всё равно не понимаю, почему твой муж отпустил тебя сюда!