Варя
И ещё больше себя таковой ощущаю, когда через несколько часов мне приносят большую сумку с вещами и пакет с едой от Лютого.
Он невероятный мужчина!
Но как не старается Сергей облегчить мои волнения и переживания, ночью всё равно почти не сплю. Лежу в темноте и гоняю мысли туда-обратно. А порой, затаив дыхание, гипнотизирую дверь, словно жду, что мне всё-таки принесут моего малыша.
Но сына возвращают только через день.
И то лишь после того, как убеждаются, что его состояние стабильное, а я адекватна и готова следить за ним неустанно всё время.
— Тёмочка! — шепчу, умирая от нежности.
Тяну руки в алчной жажде заполучить своё сокровище, но усмиряю нездоровые порывы и лишь касаюсь хрупкого тела… Осторожно! Так — чтобы почувствовать, что он тёпленький, а значит, живой!
— Мамочка с тобой… — мне легчает. Даже выдыхаю свободней.
И зачем-то спешу поделиться новостью с Лютым, тем более он заботливо и мобильный к вещам приложил.
— Это хорошо, Варь. Надеюсь, теперь ты успокоилась?
Моё сердце ускоренным боем отвечает на приятные тембр Сергея. Тотчас обволакивает теплом, даже улыбка на губах расползается против воли.
— Почти, — мнусь у подоконника, где только что дышала свежим воздухом. Очень хочу рассказать, что нашла в интернете информацию о лечебницах и клиниках, специализирующихся на заболевании сына, но не знаю, как начать.
— Я могу ещё что-то… — отстранённо бормочет Лютый, словно я не вовремя и вновь! Вновь! со своими проблемами.
— Нет-нет, что ты, я не за тем… — становится не по себе. — Прости, я… всего хорошего, — торопливо прощаюсь и, сбросив вызов, несколько секунд ругаю себя на чём свет стоит.
Зачем я ему навязываюсь? Это глупо и неправильно! Я не пиявка! В конце-концов это просто неприлично! Ведь условия нашего соглашения звучали: он скажет, когда я ему нужна!
А он… больше не звонит, значит и мне не стоит его беспокоить.
Это бы радовало, если бы так не огорчало.
Ещё через несколько дней убрали аппарат искусственного дыхания — сын уже дышал сам!
Вот оно счастье! Видеть ребёнка живым и невредимым. Рядом… Мирно сопящим… Смотреть на его милое личико и замирать от удушливой радости, когда на его пухлых губах играет улыбка.
Лежу около него, боюсь сомкнуть глаза и пропустить, если у него случится очередной приступ.
— Живи, Тёмочка! — бормочу под нос. — Сынуля… любимый мой, — невменяемо счастливая, что он наконец-таки у меня! Со мной! — Никому тебя не отдам, — заверяю горячо. — Слышишь? Мама рядом… Больше не будет чужих! Только мама! — шепчу какой-то бред… лишь бы не молчать, иначе свихнусь. — Выйдем из больницы и поедем в отпуск…
И незаметно для себя смыкаю веки.
Теперь можно отдохнуть! А то я невменяемая. Сын измучен. Наверное, даже лучше, что мы побудем в больнице! Отдохнёт. Тёма окрепнет. Я в себя приду… и мы заживём!
Дни капают, Артём идёт на поправку.
Ест хорошо, набирает вес, гулит всё больше…
Я радуюсь, только одно омрачает — Сергей ни разу не приходил!
Сначала ждала, потом искала причины его отсутствия, а затем… просто смирилась. Он мне ничего не должен! Я ему никто! У него в конец-концов жена… И мои проблемы его порядком достали!
И поэтому просто считала последние дни пребывания в больнице и ждала выписки.
— Ты собиралась мне рассказать? — обрушивается вопрос, только открываю глаза.
Испуганно смаргиваю липкий сон, пытаясь сообразить что происходит.
Лютый… сидит на стуле возле койки, где спим мы с Артём. И я слишком сонная, чтобы вот так отвечать на вопросы. Тем более этот кажется универсальным и применимым к разным ситуациям.
А вот взгляд Сергея морозит.
Лютый меня осуждает, упрекает, приговаривает… и если солгу — казнит!
— Ты о чём? — не готова спросонья оправдываться. Коротко кошусь на сына, чтобы удостовериться, что он всё ещё спит.
Осторожно сажусь, чтобы не разбудить Тёму, и отвечаю Сергею прямым взглядом:
— Что конкретно я должна рассказать?
— Артём… ребёнок Тимура?
Не хочется врать — молчу. И боюсь, молчание говорит Сергею куда больше, чем если бы я оправдывалась и клялась в обратном.
— Кто? Его? Отец?
Ощущаю такой жутких холод, что невольно обхватываю себя за плечи, сохраняя остатки тепла.
— Ты не смеешь мне задавать такие вопросы, — категорично качаю головой. — И прошу, не кричи, Артём спит.
— Тогда не доводи меня до крика, и просто скажи, кто его отец? — суровый взгляд Лютого прожигает во мне дыры. То лицо горит, то грудь, то руки…