— Простите, — бормочу, про себя умоляя, чтобы он быстрее отступил.
Лютый подозрительно мнётся, будто сомневается, стоит ли выполнять своё обещание, но всё же отстраняется:
— Есть хочешь?
— Нет, спасибо, — нервно качают головой и, скрывая полуголую грудь, судорожно поправляю вырез блузы, который нападавшие порвали.
Глаза мужчины темнеют сильнее, линия скул становится ещё чётче:
— Переодеться? — верно считывает мой жест Лютый. — Правда женского у меня ничего, — зачем-то добавляет, — но могу дать… что-то своё, — сбивчиво чеканит.
— А можно мне побыть одной? — робко уточняю.
Лютый шумно выдыхает, словно ему врезают под дых:
— Ладно, тогда спи, — отрезает дозволительным тоном, и я, избегая дальнейшего возможного разговора, отворачиваюсь. Закусываю губу и вновь про себя молю: «Уйди! Не тронь!».
Так сильно зажмуриваюсь и затаиваюсь, что собственный бой сердца оглушает.
Дико боюсь, что передумает и нападёт, но Лютый осторожно за собой затворяет дверь.
До последнего уверена, не усну, но нет… сон приходит во спасение быстро.
Бегу, падаю, вновь поднимаюсь и бегу. За мной гонятся, вещи порваны, ноги сбиты в кровь, но я упорно мчусь дальше. А потом кручусь, кручусь… Стопы уже утопают в крови, боль такая адская, что слезы текут по лицу, но мне нельзя останавливаться…
Просыпаюсь медленно. Давненько я не испытывала подобного ощущения, когда тело — сплошная боль. И лицо горит… Я вообще ощущаю себя помятой и измученной.
Очень насыщенными для меня оказались прошедший день и ночь…
И тут до меня доходит где я, с кем… вернее, у кого.
Тотчас сажусь на диване, боясь дышать и прислушиваясь к посторонним звукам.
Лютый ЗДЕСЬ! Не храпит, но у него тяжёлое дыхание.
И как он поместился на раскладном кресле? Хотя это тяжело назвать «поместился» — ноги от ступней до щиколоток свисают.
Зато я бессовестно занимаю широченный диван.
Стыдно-то как?!
Решаю незаметно встать, по-тихому улизнуть, но пол под ногами сразу же у дивана издаёт скрип, и до этого момента, как мне казалось, спящий крепким сном мужчина, хрипло бурчит:
— Ты чего так рано? Не спится? — его голос наполняет просторную комнату. Хотя Лютый даже не открывает глаз. Полностью…
Он меня прекрасно видит в прищуре из-под веера чёрных трепещущих ресниц.
— Мне нужно, — "в туалет" остаётся по умолчанию.
— Квартира тиражная, сортир и ванная у входной двери ближе к кухне — не промахнёшься и не потеряешься. — Можешь переодеться, — неопределённо кивает на стул рядом со мной, где на спинке висит белоснежная футболка. — А если пожрать захочешь — придётся готовить. У меня ничего… Так что сама, если что-то найдёшь.
— Не могу, — тихо роняю, впервые в жизни мне стыдно, но это правда и остаётся только признаться: — Я не умею. Вернее могу приготовить только что-то для своего рациона: салат… почистить фрукты…
— Веган? — наконец открывает глаза Лютый, и я ещё сильнее мнусь от смущения:
— Нет.
— Тогда что ты ешь? Или ты вообще не ешь? — его взгляд красноречиво по мне пробегается, словно находит подтверждение сказанному.
Переступаю с ноги на ногу:
— Ем, но у меня диета, — как-то непривычно такое обсуждать с посторонним мужчиной. Мне давно не приходилось говорить на эту тему — родные и хорошо знакомые в курсе как строга диета у балетных, но впервые мне от этого неуютно.
— Оно и видно, — бурчит Лютый, и я спешу ретироваться, а там… может и из квартиры удеру.
Но пока справляю нужду, ощущаю себя такой грязной, оскверненной, несчастной, что даже пускаю непрошенную слезу.
Наверное, родители и Виктор правы — я глупая, не готовая к самостоятельной жизни девчонка, привыкшая жить за счёт других и ни черта не умеющая! По ходу дела и танцую плохо, хотя сколько себя помню только балетом и дышу.
Умываюсь ледяной водой, чтобы окончательно проснуться. Несколько минут рассматриваю себя в зеркало, изучая синяки и ссадины, но только выключаю воду, в дверь стучат:
— Ты там нормально?
— Да, — голос предательски дрожит. Не знаю почему, но Лютый вызывает неконтролируемый страх! Некрасиво с моей стороны избегать мужчину, который чуть ли не единственный, кто протянул мне руку, но… он по-прежнему пугает.
Так пугает, что сердце из груди выпрыгнуть пытается, а кровь наоборот стынет в жилах. В животе… что-то странное рождается, во рту сушит, ладошки потеют.
Его внимание. Желание угодить. Помочь…
А как он на меня смотрит?!
Будто вот-вот набросится!
А от звука его голоса у меня дрожат коленки, по коже мурашки носятся.