Его руки перекочёвывают на моё лицо, крепко удерживая для себя, чтобы не смела прервать поцелуй. Да я и не собираюсь! И это мой крах… запоздало понимаю, что уже обвиваю его ногами, все смелее отвечая на ласки.
Уж не знаю, чтобы ещё позволила, но меня спасает мелодия на мобильном Лютого. Он не бросается отвечать. Сопит жадно, надсадно, носом уткнувшись в мой висок. Одной рукой упираясь в стену, другой удерживая меня за ягодицы. И я на нём вишу… напуганная своим порывом и похотью. Жутко сбитая с толку…
— Не уходи… — ставит меня на пол. — Я… не обижу, — зачем-то опять повторяет Лютый, и с явной неохотой отвечает на входящий: — Уже еду! — с неудовольствием бросает в трубу, даже не глянув, кто ему так настойчиво звонит. — И кстати, меня Сергеем зовут, — а это мне… вместо прощания. Ещё раз мажет по мне взглядом, полный досады, что пришлось прерваться. И только за ним захлопывается дверь, я, точно подкошенная, сползаю на пол.
Глава 6
Варя
Нельзя оставаться!
Нельзя!
Я его боюсь!
И себя…
Только куда мне податься?
Звонить Эве?
Мне стыдно перед ней.
Из клуба я сбежала, потому что выносить сальные взгляды, похабные шуточки и приставания клиентов была не в силах. И прямолинейный Лютый со своим убийственным: «Сколько ты стоишь?» — уже казался самым милым и порядочным из всех посетителей элитного клуба.
Видимо, родители и Виктор правы. Я не приспособлена к жизни, тяжелому труду.
Привыкла порхать, не зная бед, и только балетом дышать. Всегда под крылом у любящих родителей.
Родители…
Хм, странно, что трубку не срывают.
Сижу на прохладном полу, и только сейчас меня осеняет — и правда, а почему мне никто не звонит?
Соскребаю себя с пола. Плетусь в комнату очень скромной однушки. Простенькой с дизайном… можно бы назвать минималистический стиль, но скорее аскетичный.
Только диван, кресло, стол, шкаф…
Словно человек только-только приехал и ничего толком не успел обставить — в комнате лишь самое необходимое.
Сумочка на столике. На вид не тронута.
А вот телефон нахожу не сразу — приходится содержимое на постель вывалить.
Ну понятно!
Кисло закусываю губу, с расстройством глядя на чёрный безжизнен экран. Мобильный разряжен!
Чёрт!
Даже не позвонить. Следом другая, ещё более неутешительная мысль поспевает — а зарядку-то я не взяла! Так торопилась удрать, что о такой мелочи не подумала!
Шарю глазами по комнатке в поиске чуда-провода, и наудачу нахожу зарядное устройство на кухне. К моему счастью, у Лютого, как и у меня, айфон.
Пока заряжается, наливаю себе чаю.
Но только стоит включить устройство, помещение тотчас наполняется пиликанием рингтона — мама на проводе.
— Да, — нехотя отзываюсь.
— Боже! Варюшка! Доченька. Ты где? Почему не отвечала? Почему потом вообще пропала? С тобой всё отлично? И почему такой голос? — заваливает вопросами мама.
— Всё отлично, — сглатываю волнение.
Я люблю родителей, и никогда до вчерашнего дня с ними крупно не ссорилась. И они ни разу не попрекали. Не ругали. Я — единственный ребёнок. Желанный, любимый… Избалованный, но благодарный!
Я привыкла на них полагаться. Доверять. Прислушиваться к советам.
Даже не знаю, почему ударила копытом в этот раз.
От обиды. Из-за непонимания…
Ладно бы они не знали, что Виктор мне изменил с Ириной, так ведь рассказала… Была уверена — меня поддержат, защитят, а они и встали на его сторону!
Для меня это стало ударом в спину.
— Варенька, не молчи, — рыдает в трубку мать. — Молю, скажи где ты. Я тебя заберу.
— Не нужно, — торопливо кидаю. Это не пустой гонор. Страшно представить, что будет с мамой, если она увидит меня такой… «красивой».
— Варя, доченька, перестань так говорить. Мы же любим тебя.
— Ну-ка дай мне трубку, — фоном слышится суровый голос отца.
— Нет! — неожиданно папе перечит мать. И тотчас мне: — Милая, мы переживаем. Всю ночь не спали… На ногах… тебя ищем.
— И Виктор? — тихо уточняю. Не то чтобы меня сильно волновало, но ради успокоения души…
— И… он, — чуть медлит мама. Она врать не умеет — вот такие заминки и осторожности всегда выдают, когда она пытается слукавить, или что-то не договорить.
— Вот видишь, мам. Ему всё равно на меня, а вы заставляете…
— Это не так. Ты… просто не знаешь всех обстоятельств, — частит мать.