Лютый взгляд мужа меня таранит несколько тяжёлых минут. Он хочет что-то сказать, но продолжает яростно сопеть, от злости скрипя зубами…
Он ничего не отвечает — молча уходит, хлопнув дверью.
Его нет пару дней… Лишь СМС прилетают:
«Твоих родителей похоронил».
«Я всё равно тебя люблю».
«Я исправлю, что могу».
«Вы с сыном, всё, что у меня осталось».
«Нет отрицайся от меня».
Нет, ничего внутри не переворачивается, жалости к его горю не появляется.
Я отрешаюсь от проблем Гончего, заставляя себя жить!
У меня сын!
Я обязана быстрее встать! Я должна жить ради малыша!
Ему тяжелее чем мне!
Он один… появился на свет раньше срока, и ещё не знает любви, ласки, нежности… моих рук и поцелуев. Он не слышал моего голоса…
Сын! Вот кому смогу подарить всю нерастраченную за эти годы любовь!
Тимур постепенно начинает появляться.
Видимо злость и обида за мои слова утихает — вот и мозолит глаза.
Видеть его не желала!
Слышать его не хотела!
Но как бы не злилась, как бы не игнорировала, Гончий — продуманный гад! Знает на каких струнах играть — потому и не говорит о нас… Всё чаще его рассказы о нашем малыше. И я, затаив дыхание, слушаю.
И естественно не выдерживаю долгого лежания. Во-первых, тело начинает деревенеть, требуя нагрузки. Во-вторых, я хочу видеть сына!
Поэтому вскоре нарушаю постельный режим и потихоньку прохаживаюсь по палате. Тянусь, делаю какие-то незначительные упражнения, чтобы наконец, ощутить себя живой! И однажды, мне удаётся улизнуть из палаты… тайком, мельком пробираюсь в отделение к своему сыну, а где он лежит, знаю по рассказам Тимура.
— Вам сюда нельзя, — преграждает путь строгая медсестра перинатального отделение. Женщина за сорок. Крепкая, светловолосая.
— Я не уйду, пока не увижу своего ребёнка! — категорично киваю я, нагло потеснив женщину плечом, несмотря на то, что она была гораздо крупнее меня. — Женщина, вы не слышите… — рокочет медсестра, но я её перебиваю:
— Просто скажите где он! — сдают нервы и я… нет, не ору, скорее умоляю со всем чувством, которое меня сюда гонит, и не отпустит, пока не добьюсь своего. — Я посмотрю на него, — губы дрожат, на глаза накатываю слёзы. — Мне нужно убедиться, что он в порядке. Прошу, — голос скатывается на сдавленный шёпот. — Дайте мне на него глянуть, и уйду!
Женщина — сама сталь. Непробиваемая стена! Несколько секунд молчит, но потом её взгляд ломается. Она бегло оглядывается, нет ли кого постороннего, и мне коротко кивает:
— Кого именно ищите?
Я сбивчиво называю фамилию и нюансы попадания в больницу.
— Пошлите, — качает головой в сторону медсестра, и я следую за ней в закрытое крыло отделения.
Меня лихорадит от волнения, слепит от счастья… вот только, увидев сына в специальной камере… такого крошечного, подключённого к аппарату искусственного дыхания, теряю сознание.
— Ну что же вы творите!!! — паникует злым шипение женщина, приводя меня в себя. Я на кушетке в медблоке. Медсестра хлопочет надо мной. — Обещали быстро уйти, а вместо этого меня под увольнение подставляете…
— Простите, — шепчу сипло, пытаясь сесть. — Я не ожидала…
— Всё, всё… — торопливо меня укладывает обратно. — Немного полежите, — ворчит, предложив стакан с водой.
— С ним всё плохо, да? — сбивчиво уточняю, делая глоток.
— С кем? — хмурится женщина, забирая стакан, который я ей возвращаю.
— С моим сыном. Он там… — невнятно киваю, не зная, как описать тот ужас, что у меня в голове от увиденного.
— Не надо так паниковать, — хмыкает медсестра. — Малыша извлекали в срочном порядке. Раньше срока. И бывает так, что лёгкие к такому сразу не привыкают, поэтому какое-то время младенцам требуется помощь… В остальном вам не стоит волноваться. Он… будет в норме!
Как бы она меня не убеждала, а перед глазами стоит картина: мой сынок под аппаратом… и это разрывает сердце!
А ещё следователи бередят рану!
Приходят, как на работу и спрашивают одно и тоже… доводя до нервного срыва.
В итоге отстают, с тем, что когда мне станет лучше, показания дать придётся, хотя я искренне не понимаю, зачем? Стрелявших поймали по горячим следам…
Свидетелей уйма! Доказательства есть!
Что нужно от меня?!