Она сама предложила редактору своего отдела проинтервьюировать Пата Глендона. Кроме Боба Фитцсиммонса, которого она мельком видела на балу, во фраке, ей никогда в жизни не приходилось встречаться с настоящим боксером. Да она и не проявляла к ним особого интереса до того дня, как Пат Глендон приехал в Сан-Франциско тренироваться для встречи с Натом Пауэрсом. Тут сыграла роль репутация, созданная ему в прессе. Любопытно поглядеть, что это за Лютый Зверь! Из того, что ей пришлось о нем читать, Глендон представлялся ей чудовищным силачом, невыразимо тупым, упорным и свирепым, как зверь из джунглей. Правда, по его фотографиям в журналах этого сказать было нельзя, но и по ним видно было его мощное сложение, чему вполне могли соответствовать и другие звериные качества. И вот в сопровождении газетного фотографа Мод отправилась в тренировочные залы Клифф-клуба, в час, назначенный Стюбнером.
А этому владельцу всяких недвижимостей сейчас приходилось солоно: Пат взбунтовался; он сидел, перекинув ногу через ручку кресла, на колене у него лежал раскрытый томик сонетов Шекспира переплетом кверху, и он разносил современных женщин.
– Ну к чему они всюду лезут? – возмущался он. – Разве бокс – их дело? Что они в нем понимают? Мужчины и те пишут что попало. Я ей не выставка. Зачем ей нужно меня расписывать? Не выношу женщин в тренировочной, все равно – репортеры они или не репортеры.
– Да разве она просто репортер? – уговаривал его Стюбнер. – Слышал про Сенгстеров? Ну тех, миллионеров?
Пат кивнул.
– Она дочка одного из них. Высший свет и все такое. Могла бы и не зарабатывать деньги, а прожигать жизнь как вздумается. Ее папаша стоит миллионов пятьдесят, не меньше.
– Зачем же она работает в газете? Только хлеб отбивает у какого-нибудь бедняка.
– Да она с отцом в ссоре – поругались из-за чего-то, когда он занялся чисткой Сан-Франциско. Совсем порвала с ним. Ушла из дому и поступила на работу. И вот что я тебе скажу, Пат: пишет она так здорово, что с ней ни одному газетчику на всем побережье не сравняться.
Пат уже слушал с некоторым интересом, и Стюбнер заторопился:
– Она и стихи пишет, помешана на всяких таких штучках, не хуже тебя! Только у нее по-настоящему выходит, она даже книжку выпустила. И на все спектакли пишет рецензии. Пойми, ей поручают интервью с самыми знаменитыми актерами, какие сюда ездят!
– Да, я видел ее имя в газетах, – подтвердил Пат.
– А как не видеть! И для тебя, Пат, настоящая честь, что ей поручено о тебе написать. Ты не беспокойся: я тут буду и все ей объясню! Сам знаешь, я всегда брал это дело на себя!
Пат с благодарностью посмотрел на менеджера.
– И вообще, Пат, не забывай одного: надо тебе привыкать к этим интервью. Это часть твоей работы. Громкая реклама – и к тому же бесплатно! Такой рекламы ни за какие деньги не купишь. Публика прислушивается – на то и газета, – расхватывает билеты, а к нам плывут денежки.
Он остановился, прислушался, взглянул на часы.
– Наверно, она уже пришла. Пойду встречу, приведу сюда. Я ей скажу, чтобы она тебя долго не мучила, нечего ей рассиживаться! – В дверях он обернулся. – И будь человеком, Пат. Не прячься, как улитка в раковину, не молчи. Поговори с ней немножко, отвечай на вопросы.
Пат отложил сонеты, взял газету со стола и погрузился в чтение, но тут Стюбнер вошел с Мод, и ему пришлось встать. Обоих потрясла эта встреча. Синие глаза встретились с серыми, и казалось, что оба – и юноша и девушка – вдруг радостно вскрикнули, словно нашли то нежданное, что искали всегда. Но это длилось мгновение. Они совсем не такими представляли себе друг друга, и поэтому первый ясный зов признания сменился полнейшей растерянностью. Как всякая женщина, Мод первая овладела собой, ничем не выдав своего смущения. Она сама приблизилась к Глендону, чтобы поздороваться с ним. А он даже не понимал, что бормочет, когда их знакомили. Вот это была женщина – та, единственная! Он и не знал, что такие бывают на свете! Те, что встречались ему раньше, ничем не походили на нее. Интересно, понравилась бы она отцу? Что сказал бы он о ней? А вдруг это и была та самая, про которую он говорил: «Хватай обеими руками и держи крепче!» Пат вдруг обнаружил, что каким-то образом рука Мод очутилась в его руке. Он смотрел на эту руку с восторгом и недоумением, пораженный ее хрупкостью.
А она между тем старалась подавить в себе даже отзвук нежданного зова, прозвеневшего в ней так ясно, так отчетливо. Никогда она не испытывала столь удивительного ощущения – этой внезапной тяги к чужому человеку. И к кому – к этому Лютому Зверю, огромному тупому кулачному бойцу, который бил кулаками таких же грубых скотов, как он сам. Но она улыбнулась, увидев, что Пат не выпускает ее руку.