Он снова встал во весь рост и наклонился к девушке. Она поднялась ему навстречу, и ее маленькая рука потонула в его огромной ладони. Они посмотрели друг другу в глаза прямо и откровенно и вдруг невольно взглянули на свои руки. Никогда в жизни Мод так отчетливо не ощущала, что она женщина. Таким поразительным символом мужского и женского начала казались эти соединенные руки – нежные, хрупкие женские пальцы в тяжелой, сильной мужской ладони. Глендон заговорил первый.
– Как легко сделать вам больно, – сказал он; и она почувствовала, как его крепкое пожатие превращается в ласковое прикосновение.
Ей вдруг вспомнился рассказ из истории про прусского короля и его великанов-гвардейцев, и, засмеявшись нелепой и неожиданной ассоциации, она отняла руку.
– Хорошо, что вы пришли сегодня, – сказал он и тут же неловко стал объяснять свою мысль, в то время как взгляд его, полный горячего восхищения, говорил совсем другое. – Я хочу сказать – я потому рад, что вы, может быть, открыли мне глаза на всякие махинации, которые проделывали вокруг меня.
– Но вы меня поражаете, – настаивала она, – я была уверена, что всякие сделки и подтасовки в профессиональном боксе – вещи само собой разумеющиеся, и мне абсолютно непонятно, каким образом вы, один из главных участников, могли оставаться в таком неведении? Мне казалось вполне естественным, что вы все это знаете, а теперь вы убедили меня, что вам эти проделки и не снились. Нет, вы совсем не похожи на других боксеров.
Он утвердительно кивнул.
– Видно, так оно и есть. А вышло это из-за того, что я держусь в стороне от всей этой компании – и от других боксеров, и от их хозяев, и вообще от всех любителей спорта. Им легко было одурачить меня. Но мы еще посмотрим, окончательно они меня одурачили или нет. Погодите, я сам во всем разберусь!
– И все измените? – взволнованно спросила она; ей казалось, что он может сделать все, что захочет.
– Нет, все брошу! Если игра нечестная, я не желаю в ней участвовать. Но одно могу сказать вам наверняка: этот мой матч с Натом Пауэрсом на шестнадцатом раунде не окончится. Если вашего сотрудника и вправду кто-то предупредил, то и он и все они останутся в дураках. Не стану я его нокаутировать на шестнадцатом, я ему дам продержаться до двадцатого. Вот увидите!
– Значит, мне ничего не говорить в редакции? – Она встала, собираясь уходить.
– Конечно, не говорите. Если тот сотрудник просто гадает, что ж, пусть надеется на удачу. А если тут какое-нибудь мошенничество, пускай проиграет, так ему и надо! Но пусть это останется нашей с вами тайной. Знаете, что я сделаю? Я назову вам раунд. Не буду я держаться до двадцатого раунда, выбью Ната Пауэрса на восемнадцатом.
– А я никому об этом ни слова! – пообещала она.
– У меня к вам еще одна просьба, – нерешительно сказал Пат, – большая, очень-очень большая просьба! – Он увидел по ее лицу, что она уже согласна, и продолжил: – Конечно, я понимаю, что вы ничего не напишете в интервью об этих подтасовках. Но я прошу не только об этом. Мне вообще не хочется, чтобы вы обо мне писали.
Ее проницательные серые глаза пристально взглянули на него, и неожиданно для самой себя она вдруг согласилась:
– Ну, конечно! В газете ничего не будет. Я не напишу ни строчки!
– Я так и знал! – просто подтвердил он.
В первую секунду Мод была разочарована: как это он ее не поблагодарил, но тут же обрадовалась, что он не произнес ни слова благодарности. Она почувствовала, что он хочет придать совсем другое значение этой их короткой встрече, и смело решила все выяснить.
– Откуда же вы знали? – спросила она.
– Сам не понимаю. – Он тряхнул головой. – Не могу объяснить. Это как-то ясно само собой. Мне кажется, я вообще много чего знаю о нас обоих.
– Но почему вам не хочется, чтобы напечатали интервью? Как говорит ваш менеджер – отличная реклама!
– Знаю, – медленно сказал он. – Но мне не хочется быть связанным с вами таким образом. Мне было бы обидно, если бы появилось интервью. Не хочется думать, что я познакомился с вами только как с репортером. Хотелось бы вспоминать эту нашу встречу просто, как встречу двух людей – мужчины и женщины. Не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю. Но я так чувствую. Хочу вспоминать нашу встречу только как встречу мужчины с женщиной.