– Любимый мой! – шепнула она. – А я-то уже потеряла надежду встретить настоящую любовь.
– Я и не думал об этом. Наверно, чувствовал всегда, что встречу тебя. Ты рада?
В ответ она только нежнее обвила руками его шею, и оба долго молча смотрели на необъятные леса и думали о своем.
– Помнишь, я тебе рассказывал, как я удрал от рыженькой учительницы? Тогда я и попал сюда в первый раз. Шел пешком, но для меня сорок – пятьдесят миль в день были пустяком. Настоящий краснокожий, верно? О тебе я тогда и не думал. Дичи тут было мало, зато форели сколько угодно. Вот тогда я и жил на этих скалах. Я и мечтать не мог, что вернусь сюда с тобой – с тобой!
– Да еще чемпионом бокса! – подсказала она.
– Нет, об этом я совсем тогда не думал. Правда, отец мне всегда говорил, что так будет, и я ему верил. Знаешь, он был очень умный. Большой человек!
– Но он не предполагал, что ты бросишь ринг.
– Не знаю. Он так тщательно скрывал от меня все темные стороны бокса, – наверно, боялся за меня. Я ведь тебе рассказал про его договор со Стюбнером. Отец особо оговорил в нем вопрос о сделках. Первая нечестная сделка – и договор автоматически расторгается.
– И все-таки ты хочешь драться с этим самым Томом Кэннемом. Стоит ли?
Он пристально поглядел на нее.
– А ты не хочешь?
– Любимый мой, я хочу, чтобы ты делал все, что тебе угодно!
Ей самой вдруг показалось странным, что это говорит она, чуть ли не самая упрямая и своевольная из Сенгстеров. Но она чувствовала, что говорит правду, и это ее радовало.
– Вот будет потеха! – заметил он.
– Не понимаю, какая тут может быть особенная потеха?
– Я и сам еще как следует не придумал. Ты мне можешь помочь. Во-первых, я обязательно обставлю и Стюбнера и синдикат игроков. Я их здорово разыграю. Уложу Кэннема на первом же раунде. По-настоящему буду злой, первый раз в жизни! Бедняга Том Кэннем! Придется ему быть главной жертвой, хоть он не хуже всех остальных жуликов. Понимаешь, я собираюсь сказать речь на ринге! Этого еще не бывало, но успех будет потрясающий, – я открою публике все тайны бокса! Бокс – дело чистое, отличный спорт, но они превратили его в коммерческую игру, а это все губит. Смотри-ка, я уже перед тобой начинаю говорить речь, как на ринге.
– Вот бы мне пойти послушать, – сказала она.
Он посмотрел на нее, словно взвешивая все «за» и «против».
– Я был бы только рад. Но, видно, так гладко не сойдет. Неизвестно, что может случиться, когда я заговорю. Зато обещаю: как только все кончится, прибегу к тебе. И это будет последнее выступление Глендона-младшего на ринге, самое последнее!
– Но ведь ты никогда в жизни не говорил речей, милый, – сказала она с сомнением. – А вдруг провалишься?
Он решительно тряхнул головой:
– Ведь я ирландец. А какой ирландец не умеет говорить? – Он вдруг расхохотался. – Стюбнер считает, что я спятил. Говорит, женатый человек тренироваться не может. Да что он понимает в женитьбе, во мне, в тебе? Он вообще только одно понимает – скупать недвижимость да заранее подстраивать матчи. Вот я ему покажу на этот раз, и бедному Тому тоже! Право, мне жалко Тома.
– Видно, мой дорогой Лютый Зверь на этот раз и вправду собирается лютовать и зверствовать! – сказала она.
Он рассмеялся.
– Постараюсь! Последнее выступление – понимаешь, последнее! А потом – ты, ты одна! Но, может быть, тебе хочется, чтобы я вообще не выступал? Тогда скажи!
– Как не хочется? Ведь я люблю моего Великана таким, какой он есть, – пусть и будет самим собой. Если тебе нужно выступать, значит, и мне это нужно – и для тебя и для меня. Ну вот представь себе, я вдруг скажу: «Хочу поступить на сцену или поехать на Тихий океан, на Северный полюс?»
Он ответил вдумчиво и очень серьезно:
– Конечно, я бы сказал: «Делай как знаешь! Ты – это ты, всегда будь сама собой и делай что хочешь». Я и люблю тебя за то, что ты – это ты!..
– И оба мы – влюбленные дураки! – прошептала она, когда он выпустил ее из объятий.
– Вот и чудесно! – воскликнул он и, протянув руку к дремучему лесу, укрывшему цепи гор, озаренных закатом, добавил: – Придется заночевать в лесу. До ближайшей стоянки миль тридцать, не меньше.
Глава X
Кто из любителей бокса, присутствовавших в тот вечер на Голден-Гейтском ринге, забудет матч, когда Глендон-младший нокаутировал Тома Кэннема и еще одного боксера, посильнее Тома Кэннема? Кто забудет, как Пат в течение часа сдерживал огромный зал, где готов был вспыхнуть настоящий бунт, и как вслед за этим началось расследование, проверка всех злоупотреблений на ринге и связанные с этим процессы комиссионеров и подрядчиков-строителей, – словом, дело кончилось полным провалом всех, кто спекулировал на боксе. Эта история была для всех полнейшей неожиданностью. Даже Стюбнер ничего не подозревал. Правда, его питомец после истории с Натом Пауэрсом совсем вышел из повиновения, удрал, женился, но все это уже отошло в прошлое. Как и надо было ожидать, Пат проглотил обиду, простил ту мошенническую проделку на ринге и вернулся к боксу.