Филинов побледнел, нижняя губа задёргалась. Все его былые эмоции сошли на нет. Казалось, что перед ним погибает мир...
- Да вы не переживайте, он шутит, - сказал Сашка.
- А вот и нет! - брякнул Серёга, выражая своё несогласие.
"Заткнись, заткнись!".
- Он и правда шутит, мы ничего не расскажем, - подхватил я. Питонов завыл, что, мол, ничего подобного. Сашка обхватил его сзади и зажал рот ладошкой. Тот забрыкался. "Правильно сделал!".
Филинов не спеша приподнялся, постоял так секунды две, после чего размеренно, словно слон, подошёл к вождю. Промычал ему что-то. Мгновенно у вождя в руке очутилась дубинка, у нескольких с ним тоже. Они кинулись на нас. Мы заметались по поляне, унося ноги от остервенелых шикоедов и их предводителя. Первая мысль была схватить лыжи, но они куда-то делись... Мы были вынуждены соображать на ходу. И как это часто бывает - ничего дельного на ум не пришло. Ясенев с Питоновым понеслись к "холодильнику", огороженному частоколом, а я к дороге.
Подбегаю к машине, оборачиваюсь и вижу перед собой скользящее в воздухе бревно. Бац. Резкая пронзительная боль. Коленные связки расслабляются и я, точно подрубленный молодой клён, падаю на бок.
Доигрался!
Очнулся я из-за того, что кто-то тычет пальцем в живот и бормочет:
- Дима, Дима... Проснись.
Первым делом я ощутил чрезвычайное оцепенение и косность. Как же я тогда замёрз! В жизни не испытывал такого! Я хотел пошевелить конечностями, но не мог это сделать. Страшное ощущение. Потом меж жуткий озноб стала пробиваться боль. Гадко ныл висок, куда прилетела растрескавшаяся дубинка. Приводя в действие застывшие мышцы, я через силу дотянулся и потрогал голову. Вся в крови. Густая такая, на слизь похожа... Наконец, я отворил створки, и подле меня сидел Питонов с большущим фиолетовым синяком.
"Вот же дурак, а!" - первая моя мысль, когда я увидел его.
- Дима, Дима, ты как? - тряс он меня.
Молчу. Осторожно разминаю тело, ещё ничего не замечая. Просто покатываюсь и поверчиваюсь.
- Дима, ты прости...
"Ага, вот он как запел! "Прости". "Прости" не согреешься и не залечишься. Раньше думать надо было"
Только спустя минут пять я окончательно пришёл в себя и размял мышцы. Осмотрелся, как бы, не обращая внимания на Серёгу. Мы оказались в глубокой яме с отвесными глинистыми стенами, которые изрядно промерзли, и, наверное, сильно крошились стоит лишь за них взяться. Подо мной лежали различные огрызки костей и помои. В том числе и совсем недавно разделанной коровы. Вероятно, мы в выгребной яме, куда попадают все ненужные отходы от готовки, да и всякого рода органический хлам. Вонь противнейшая! Словно в общественном туалете на кладбище. Тотчас нутро подошло... Незавидное у нас положеньице...
О! Вот и Сашка. Он лежит в углу и весь дрожит, словно флюгер на ветру, свернувшись калачиком. Прижимает к себе правою руку и постанывает. Равномерно так, с тактом. Лежит на обрезках гнилой картошки, видимо, "бог" подвёз.
- Дима, я не хотел! - вскрикнул Питонов.
- Слышу, слышу, - сквозь зубы говорю я, стараясь дышать ртом, чтобы не вырвало. - чего с Саньком?
- Что-то с рукой, сломали скорей всего.
Я встал, покачнулся и подошёл к Саньку. Шага два потребовалось. Яма была глубокая, но неширокая, два на два где-то. Из стен пробивались корни окружавших поляну деревьев. Некоторые вились и спускались вниз, а некоторые нелепо торчали.
Ясенев увидел меня и принял очень сдержанный вид, будто ничего и не болит у него. Развернулся и уставился, полным безысходности взглядом. Сразу читалось всё, что сейчас у него на уме. Рядом высунулся Серёга, которого я уже, естественно, простил. Не специально же он так с этим ненормальным учёным спорил, чтобы нас отметелили его солдафоны... Но виноват, конечно, он.
Сашка нахмурился и выдвинул нижнюю челюстью вперёд в знак негодования и, наверное, готовности к бою. Явно, что это реакция на Питонова. Мне то ещё ничего вроде, висок ноет, крови не много вытекло, а вот ему худо, перелом - вещь мало приятная.
- Уйди! - прошипел Сашка.
Виновник всех наших бед понимающе отошёл в сторону.
- Двигается? - спросил я, указав на руку.
- Нет, больно...
- Терпимо?
- Угу. Нас верно уже хватились, сейчас часов семь, а выехали в девять где-то, может попозже. Мы не так далеко, должны найти... - говорил Сашка изредка постанывая.
- Да, должны. И этого сумасшедшего учёного посадить надо, и... - поддерживал его Питонов.
Но, вскоре прекратил, потому что Ясенев просто уставился на него в упор и не отрывался, пока Серёга не сдался под его напором.
- Я даже извилины напрячь не успел, у этой совы что-то перемкнуло и всё, - сказал я.
- Да он спятивший, видел, как резко его настояние изменилось вначале? Боялся за своих зверушек, решил нас задобрить, ластиться начал. А тут бах! Невпопад бросили ему две фразы, так он и с катушек и слетел, - справился Сашка.
"Ха! Моя теория верна. Я думал точь-в-точь, как он".
Мы сидели на щепках и каких-то овощах и кумекали на счёт слов Сашки. В одной из стен была норка, видимо, крысиная. Большая, круглая. Я вздрогнул, когда представил, какая там может жить зверюга, и впредь избегал той стены. Висок по-старому болел и покалывал.
- Ну что, давайте ждать, - сказал я, - рано или поздно найдут.
Со мной все согласились. Сами с этими громадинами не сладим. Массы не достаёт.
Мы прилегли в самом сухом и более или менее чистом месте, относительно конечно, и, иногда настораживаясь, прислушивались к звукам, которые доносились откуда-то сверху. Вероятно, яма находилась за всеми домиками, в конце поляны, так как было подозрительно тихо. Временами, безусловно, и шаги проскальзывали, но только временами.
Почти полностью стемнело. На небе проявлялись звёзды. Мы всё сидели и сидели. Снег повалил хлопьями. Глинистые стены давили и теснили... Возрастающий мороз потихоньку сбивал помойный запах, но вместе с тем заставлял нас быть активнее и меньше сидеть на одном месте.
Внезапно послышались какие-то шорохи вверху. Я задрал голову и над нашей пропастью увидел маленьких закутанных в шкурки "дичков". Они склонились и чуть постукивали неокрепшими "бивнями". Я и Серёга подошли к краю, где они нас подзывали. Крохотные замазанные личика изображали эмоции, которые нам мало о чём говорили. Тогда же такие же крохотные ручки вынули из кармашков кедровые шишки. Они побросали их нам в яму. Мы ловили налету, точно лягушки мух. Когда запасы истощились, мы вежливо поклонились им и принялись вскрывать добро. Раздался рёв, испугавший наших спасителей от голода. Они отпрянули от края, и масенькие ножки затопали, отдаляясь от нас.
Со стороны шалашиков захрустела тяжёлая монотонная поступь. Показалась морда шикоеда со шрамом. Того самого демонстрирующего свой дом Данила. Он грозно, обнажив клыки, рявкнул на Серёгу, уставившегося на него. Тот со страху упал на пятую точку. Он нёс в руках корыто, которое моментально перевернул и всё его содержимое полилось на нас. Затем Данил рявкнул ещё раз и скрылся. Хорошо, что полилось всё это аккурат в центр, а мы расположились по бокам ямы. Однако обдало хорошо.
- Вот какая нам смерть уготовлена, если не найдут. В помоях задохнёмся и замёрзнем под постоянным потоком отходов, - вздрагивая от уже исчезнувших брызг Сашка.
- Решил грех на душу не брать непосредственным убийством, решил, что так, сами помрём, - подбавил Питонов.
Мне добавить большего нечего было, я промолчал. Всё как есть! Я то ещё грезил себе, что "Премию дадут за открытие...". Ага, непременно, если здесь не заледенеем.
Приходилось работать не только за себя, но и за Сашку, потому что тот не мог этого делать по понятным причинам. Мы начистили горсточку и отдали ему. Благо, левая рука функционировала без проблем. Он, стараясь не дрыгать другой, грыз орешки, кои, кстати, были получше, чем еловые.