Выбрать главу

Выскочившие из машины люди отчаянно чертыхались. Федор был рядом, каждый мог в том поклясться, и вдруг… исчез! Они обшаривали каждый метр улицы, заходили в подъезды. Вскоре к ним прибыло подкрепление.

— Он стоял прямо перед нами, — сказал один из наемников Организации. — Вот здесь у стены. Кажется, с ним тусовалась девка. Хотя мои товарищи это отрицают.

— Ну, она тусовалась или нет? — спросили люди из подкрепления.

Большинство заявили, что Федор был один. Тогда наемник не без горечи продолжил:

— Может мне и показалась та женская фигура… Но, в чем я уверен на все сто: наш беглец не мог войти в нее и там раствориться!

— Он и не растворялся. Он где-то недалеко, возможно, спрятался у кого-то в квартире. Надо выяснить: есть ли у него в этом районе знакомые и друзья? Не сбрасываем со счетов и ту таинственную женщину.

Вдруг она действительно существует… Ищем ребята! Проверить все это несложно, если только… — Что «если только»?

— Если только он не обвел вас вокруг пальца. Не забудьте, он — участник боевых действий, мастер своего дела. Сбежал и баста!

— Мы не видели, чтобы он куда-то бежал, — возразили сразу несколько человек.

— Ладно! Его все равно надо искать. Ушел в первый раз, во второй обязательно попадется! От Организации не спрячешься! — Да, но время!..

— Времени у нас нет. Поэтому ищем его, ищем!

Уже был разработан план перехвата беглеца, за Федора Москвина взялись всерьез!

Федор не мог понять, где оказался. Замкнутое пространство в виде комнаты; только здесь нет никаких четырех углов, она — круглая. Москвин осматривал странные сооружения вокруг него… Какие-то водруженные на столах металлические шары, парящие в воздухе геометрические предметы. На стене висел большой черный экран, где мелькали огненные точки, мириады точек. Откуда-то сверху спустились два вертящихся кресла, стоящая рядом с Федором Поэтесса села в одно из них и предложила то же самое сделать гостю.

— Где мы? — спросил Москвин.

— В безопасном для вас месте.

— Думаете, сюда никто не доберется?

— Никто и никогда.

— Почему?

Ответ ошеломил его:

— Раса людей слишком несовершенна.

— Раса людей?.. — у Федора пересохло горло, он почувствовал, что его новая знакомая не шутит.

В голове зазвучала фраза из какого-то фильма о пришельцах: «Они среди нас!..» Нет, такого быть не может, перед ним разворачивается очередная фантасмагория! Не может?..

— Ну-ну! — улыбнулась Поэтесса, — вы же ученый, занимаетесь самым загадочным явлением на свете — пирамидами. Пора бы понять, что мир многомерен.

— Я бы хотел чего-нибудь выпить, — облизал Москвин пересохшие губы. — Не воды конечно.

Его спутница вторично растянула губы в улыбке, понимающе кивнула. И тут же в пространстве комнаты поплыли небольшие шарики, то ли из металла, то ли из пластмассы, то ли из какого-то другого материала. Поэтесса протянула руку и ловко поймала один. Затем передала его Федору:

— Сбоку крышечка, поверните. Теперь пейте. Не бойтесь, не отравитесь.

Вкус оказался приятным: нечто среднее между лимонадом и шампанским. Хотя Федор, конечно, ожидал иного напитка, который бы взбодрил и сбросил стресс. Однако… эффект оказался неожиданным, он превзошел все ожидания.

Голова слегка закружилась, тело размякло, тревога поутихла, а потом и вовсе отступила, душевное смятение прошло. Федору захотелось спать… Но перед этим в голову успела прокрасться странная мысль, совсем не типичная для ученого-исследователя Москвина: «Узнать бы секрет такого напитка, да наладить его изготовление. И название ему дать:

«Чудо-вино от дяди Федора». Или, по аналогии с другими винами — шампанским, коньяком, портвейном, что-нибудь типа федянское, феньяк, фертвейн…»

А дальше — голос Поэтессы:

— Поспите немного! И пусть вам приснится то, о чем давно мечтали.

И снова — стихи, звучащие как чудная, мелодичная песня, как мистика сказочной страны, как романтическая сага надежды на прекрасное будущее…

«Выгнула спину цветную радуга, Пахнет дождем и взволнованным полем…»

Там было еще что-то, но строки растаяли… в настоящей радуге. Федор плавал в сияющем разноцветье, упивался феерической красотой Божественного творения. Он был по-настоящему счастлив и совершенно не думал, что это сон — короткий, стремительный, за которым наступит тревожное пробуждение.