Поэтесса говорила еще и о религиозном и мистическом прорыве… Получается, что Ной и его дети получали свои знания от Высшего Разума?
А если предположить, что Высший Разум не только создал нас, но еще и «перенес» на эту планету? Иначе откуда у нас такое стремление лететь к звездам? Вдруг там наш настоящий дом? И именно звездные братья помогали Симу, Хаму и Иафету[9] заселять пустующие территории?
Федор и не сомневался в истинности любых постулатов Библии, поскольку был глубоко верующим человеком. Но он рвался и рвался по нескончаемой дороге не подвластных ему Великих Тайн. Однако такая дорога вела его только к новым тайнам.
— Видите, как все сложно, — засмеялась Поэтесса, а вы говорите о выдающихся возможностях человека.
Сейчас никто из вас не смог бы — не то, что повторить, даже понять спасительный подвиг Ноя.
— Я понял одно: цивилизации возникали, благодаря стараниям людей. И, благодаря их же стараниям, погибали.
— Правильно. Назовем это истиной номер один. И так может происходить до бесконечности. Один мир сменяет другой.
— К сожалению, вы мне ничего не рассказываете о предыдущих мирах… Что до этой истины… Нет доказательств. А словам поверить сложно, даже если очень захочешь.
— Какие доказательства вам нужны?
— Хотя бы глазком взглянуть на ушедшие цивилизации, — засмеялся Федор. — Например, на ту, что предшествовала нашей.
Это был главный аргумент обороняющейся стороны, но его не пробьет никакое нападение. И вдруг…
— Хорошо, Федор Николаевич, я выполню вашу просьбу. Дело было так: в тот злополучный день солнце над Атлантией горело особенно ярко и все больше раскаляло воздух…
— Атлантией? — переспросил Федор.
— Так на самом деле именовалось государство, которое Платон назвал Атлантидой.
— Атлантия, Атлантида, все это лишь…
— Не перебивайте, — резко сказала Поэтесса, — не перебивайте и слушайте, если хотите получить первые зачатки настоящих знаний…
И продолжила свой необычный рассказ:
— Люди в такую жару молили о дожде, они были бы согласны даже на то, чтобы с неба хлынули целые потоки водяной лавы. И чтобы дождь лил целый день и целую ночь…
Федор ощутил эту беспощадную жару, ощутил ее каждой клеткой. Перед ним больше не было ни странной комнаты, ни Поэтессы. И это не Москва, город изматывающей осени. Что здесь за мир? Может все — мираж, который породила магия его таинственной знакомой? Как избавиться от миража? Ущипнуть себя? Протереть глаза?.. И что? Новая реальность не думала исчезать. А вдруг именно она — самая настоящая?
— Эй! — крикнул Федор в неизвестность.
Воздух, который он глотнул, обжег внутренности. Вот и все, что он получил в ответ. Тогда он внимательно огляделся.
Он стоял на холме, вокруг цвел изумрудный мир: тропические деревья покрыты густой зеленью, трава — почти в пояс, птицы пели на разные голоса. Но где люди?
Федор почувствовал, они где-то недалеко, это место не походило на заброшенную чащу. Все ухожено: вон постриженные цветочные газоны, а вон начинаются ровные белые ступеньки. Москвин ступил на одну и осторожно начал спускаться в неизвестность. Жара еще усилилась, пот лился градом, немного спасали падающие от деревьев тени. Федор на несколько мгновений задерживался под их слабой защитой и потом следовал дальше.
Ступеньки закончились, теперь вокруг — напоминающие кольца небольшие сады. Москвин пошел вдоль одного из них и вдруг услышал голоса.
Сначала он обрадовался, но радость быстро уступила место настороженности: как отнесутся к нему местные жители? И как он с ними должен изъясняться?
Голоса звучали рядом, вон оттуда, где в нескольких метрах от него стоял раскатистый дуб; язык был незнаком; он не похож на европейские. Возможно, какое-то азиатское или африканское наречие?.. Но странно, Федор вдруг понял все, о чем эти люди говорили.
«Как мне это удается? Возможно, генетическая память возвращает меня к тому, о чем я давно позабыл?»
Федор вновь остановился, в последний раз задумался: стоит ли ему встречаться с незнакомцами? А что делать? Как-то надо разрешить неопределенность.
Он обошел дерево и, наконец, увидел обитателей неведомого места. Это — двое мужчин, одетых в просторные белые одежды, кожа у них смуглая, но тип лица — европеоидный, нечто среднее между южными итальянцами и ливийцами.
Федор приложил руку к сердцу и поднял ее верх. Он стремился показать, что не имеет враждебных намерений. И тут — новая неожиданность: смуглые люди даже не взглянули на него. А когда он обратился к ним на неведомом мелодичном языке, прошли мимо, как мимо пустоты.