Контуры предметов неожиданно начали размываться, наверное, от слез? Он чувствовал, как все внутри переворачивается, по коже побежал мороз, руки и ноги слабели.
«Я ИМ сдался?»
— Вы, конечно, знаете, кто убил Крамскую?.. — язык ворочался с трудом.
— Конечно.
— И?..
— Я не верю в бредни о разных там пришельцах из неведомых миров, иных измерений, — засмеялась Селезнева, — поэтому проект закрыт. Есть более насущные и неотложные дела. А вы… Вы доставили нам много хлопот. Судить вас нельзя, многое отроется. Ну, да ладно. Мне пора.
Она поднялась, с усмешкой взглянула на задыхающегося Городецкого.
— Я… я…
— Вы ВЫПИЛИ ВКУСНЫЙ АПЕЛЬСИНОВЫЙ СОК.
Последним желанием Алексея было выхватить пистолет и застрелить отравительницу у всех на глазах, но рука безвольно упала, тело содрогалось в конвульсиях. В жутких видениях возник «старик», который хохотал и кричал:
— Человечишко, царь природы! Да кто ты такой, чтобы возносить себя над другими? От капли яда сдыхаешь…
Селезнева спокойно уходила, не соизволив повернуть головы в его сторону, уходила победителем, чтобы продолжать кровавое пиршество. А ОН УЖЕ НИЧЕГО НЕ МОГ СДЕЛАТЬ!
Наплывающую темноту вдруг прорезал луч света, и голос — мягкий и громовой, заглушил все остальные звуки мира:
— …Не ведают, что творят!
Голос заставлял его позабыть о злобе, ненависти и вспомнить о собственных прегрешениях. Раскаяние не запоздало?..
Нет, оно никогда не бывает поздним. В свои последние секунды, погружаясь в полную темноту, Алексей, как тот разбойник на кресте, смиренно просил Господа вспомнить о нем. И мысленно вознес Ему молитву. И слова ее нашлись, хотя и не знал он их раньше…
Глава 16
Истина номер четыре
Федора могла постигнуть судьба Городецкого; он уже умирал, над ним склонился его «партнер» Юрий, позади которого мелькало испуганное лицо Ольги. Потом все начало гаснуть, стало так холодно, будто мир превращался в ледышку. И тихо-тихо — ни единого звука. Он улетал под своды гигантской, черной пещеры… Сопротивляться полету невозможно, да Федор и не хотел.
И вдруг кто-то перегородил ему путь. Поэтесса! Она была точно в ореоле звезд, которые медленно опускались на ее волосы, плечи, и, превратившись в хрустальные брызги, взмывали вверх, вновь становясь искрящимися звездочками. И, казалось, так будет длиться до бесконечности.
— Правильно, — Поэтесса уже не скрывала, что читала его мысли, — имя этому БЕСКОНЕЧНОСТЬ!
— Со мной покончено? — спросил Москвин.
— Пока еще нет.
Поэтесса направила на Федора странный металлический прибор, испускавший лучи. Необъяснимое чувство: будто тебя опалил огонь, но… не больно.
Уже не пробирал такой холод, своды пещеры стали удаляться. Зато звездочки прыгали, резвились, точно приглашая присоединиться к ним. Москвин будто из далекого Космоса наблюдал за диковинными игрищами. Внезапно звездочки сложились в узор, напоминающий пирамиду. Не одну пирамиду, а несколько!
Федор выходил из состояния прострации, появились первые ощущения. Поэтесса спросила:
— Чего ты сейчас хочешь? Только передай мне точно.
— Ты не ангел?
— Да нет же, нет.
— Значит, святотатство мне не грозит. Тогда мое главное желание — трахнуть тебя.
— Это хорошо, но слишком пошло. Что еще?
— Выпить. Лучше — нажраться.
— К сожалению, эмоции возрождаются не в том направлении, — с некоторым разочарованием произнесла она.
— Почитай стихи!
— Другое дело. К тебе возвращается духовность. Слушай!
Когда стремглав я в небо улетаю
На белоснежных ангельских крылах,
Прости меня, мой дом необитаем,
Пока душа витает в небесах.
Там легкое дыхание апреля,
И места нет ни гневу, ни обиде.
Ты никогда меня такой не видел
В сверкании блистающей капели!
Пусть мои крылья свет тебе не застят.
Ты только чаще говори со мной,
Не с ангелом (он не по этой части) —
Со мной, твоею грешной и земной…
Потом появились четкие очертания комнаты…