Под кнопкой, которую ему очень хотелось нажать, находилась стрелка, направленная вниз. Но рядом было множество других, под одной из которых похожая стрелка убегала вправо. «Что будет, если нажать на нее?»
Федор рискнул. Мгновенно в помещении поменялся свет: из синего стал фиолетовым. Появились новые надписи: «Альтернативные варианты проникновения в измерение Зандор», «Движение по мирам через тоннели пирамид».
Москвин тут же встрепенулся. Вот что для него особенно важно: проникновение в иные измерения посредством пирамид. Вот куда он должен отправиться! Нет, пока не решился…
Под следующей кнопкой изображен круг. Что здесь? Любопытство — источник грехопадения еще Адама и Евы, вновь сыграло коварную шутку. Он коснулся ее…
Комната в очередной раз поменяла освещение, теперь ее заливал темно-красный свет, надписи пропали, зато раздался звук, напоминающий завывание полицейской сирены. Федор вновь нажал на кнопку — завывание усилилось, стало многоголосым. Москвин словно очутился в музыкальной комнате[23]. Какое-то время он терпел, но потом звуки сделались невыносимыми. Это были особые звуки, не похожие ни на что. Они разрушали его личность, уничтожали волю; вспышки ламп порождали иллюзию, что все пространство вокруг Федора залито кровью.
Он не выдержал, с криком: «Хватит!», принялся нажимать на все кнопки подряд. Наконец, жуткие звуки прекратились, стало тихо-тихо, только тишина эта еще невыносимей. Комната погрузилась в черноту, все точно умерло…
Сплошная чернота без единого просвета, нет даже редких всполохов, как у окружающего лабораторию пространства. Пропади пропадом все эти невероятные истины, сумасшедшие теории!.. Сбывались худшие предчувствия Федора: он подопытный, над ним ставят чудовищный эксперимент.
Глава 17
В исходной точке
К счастью, в сводящей с ума тишине раздался голос Поэтессы, и тот час вспыхнул свет…
— Я тут натворил, — пробормотал Федор, — нажал не на ту кнопку, произошла авария.
— Да, не на ту, — подтвердила Поэтесса. — Но никакой аварии. Система налаживается автоматически. Как вы?
— Отлично! — Федор никогда бы не признался, что был по-настоящему напуган. Лишь добавил. — Хорошо, что вы быстро вернулись.
— Я бы не сказала, что быстро. Наоборот, задержалась, дел было невпроворот. Время там, за пределами базы и здесь немного разнится. Где вы «побывали»?.. По глазам вижу, что нигде?!
— Столько всего! Признаться, даже растерялся.
— Да, тут накоплено немало материала.
Федор заметил, как по лицу Поэтессы разливалась тень глубокого неудовольствия, перешедшего в полнейшую холодность.
— У вас проблемы? — рискнул спросить Москвин.
— К сожалению!.. Но не будем об этом! Мне опять в голову пришли стихи, что неудивительно, ведь в вашем мире я Поэтесса. Послушайте:
Вот и уходит
знойное лето в осень,
Стайкою листьев
бойко взмахнув напоследок.
Неба кусочек —
невыносимая просинь.
Там акварелью
прописаны мы до рассвета.
Ставни распахнуты
в старом уютном доме.
Август в окно заглянул —
и с нами остался.
Кошка с котятами
сладко спит на соломе.
Ветер танцует с деревьями
танго и вальсы…
Мне продолжать?
— Еще бы! — воскликнул Федор, завороженный чудным тембром ее голоса.
Поэтесса небрежно откинула упавшую на лоб прядь волос, позволяя Москвину любоваться строгой красотой своего лица:
Сумерки тихо крадутся
на мягких лапах,
На темное небо
луна выползает неспешно.
Я знаю, что ты не зажжешь
ни свечи, ни лампы.
А ночь не позволит тебе
быть со мною безгрешным.
Внезапно она прервалась. Ответом на удивленный взгляд Федора была странная фраза:
— К чему продолжать? Слова — ложь!
— У меня такое чувство, будто ваши стихи к расставанию.
— Да, мы должны покинуть ваше измерение.
— Покинуть?
— Так складываются обстоятельства!
Федор хотел было спросить: «А что будет со мной?», однако раздумал. Она все скажет сама, если же нет… «Почему за меня кто-то должен решать? Я мужчина, — мой долг выходить из любых передряг, не обращаясь ни к чьей помощи».