— …Сорока на хвосте принесла.
— Ненавижу шутки, — поморщился Алексей. — Особенно, если шучу не я. Поэтому повторяю вопрос.
— Я не глухой, — миролюбиво произнес Москвин. — А пугать меня не стоит, пуганый не такими людьми. Вы не убивать меня пришли, иначе бы давно продырявили. Вам что-то от меня нужно. Вот и объяснимся без угроз: вы мне свою информацию, я — свою.
Алексей впервые имел дело с таким крепким человеком, он и руки то поднял лишь потому, что собирался навести мосты. «Ну, да ладно, сыграем пока по его правилам, они ведь не противоречат моему заданию! Мы должны были «выбить» из него нужные сведения, а он вроде бы сам предлагает их предоставить. И потом: он явно собирался заговорить со мной в кафе?! И голос мой узнал по телефону! Что-то тут не чисто!»
— Спрашивайте, — предложил Федор.
— Вы проявили интерес к одному человеку из прокуратуры…
— Ни в коем случае! Ненавижу органы.
— Тем не менее… Вам известно о нем то, что пока не известно другим. Откуда? Кто стоит за вами?
— За мной, точнее, со мной — моя совесть. И только.
— Я не получил ответа.
— Говорите о Селезневой?
— Мне не сообщили фамилию. Будем считать, я ее не слышал.
— Удобная позиция.
— Потому пока и живу.
— Можно опущу руки? Устал.
— Чуть позже.
— Я ведь не дурак, и понял о ком речь. Сегодня утром меня навестили двое следователей — мужчина и женщина, ну и начали пытать по поводу убийства Лены Крамской.
— Кто такая Лена Крамская?
Федор пытался уловить в его голосе хоть какую-то фальшь, однако недоумение киллера казалось искренним. Федор все-таки продолжил «атаку»:
— Вы не знаете Крамскую?
— Да нет же, говорю вам.
В голове Москвина начала вырисовываться определенная картина: возможно, Лену и впрямь убили малолетние преступники. И сам Федор вызвал у Организации интерес совсем по другой причине. Дернуло же его брякнуть насчет звания Селезневой! Ее назначение несомненно хранилось в тайне, а он проболтался. Да еще перед этим позвонил ей, правда, сделал вид, что это случайность, мол, ошибся… Здесь в случайности не верят!
— Вы опять замолчали, — раздраженно произнес Городецкий.
— Так вот, я по ошибке назвал женщину подполковником. А она, оказывается, майор.
— И что?
— Наверное, ей собираются присвоить новое звание.
— И что? Что?! — повторял киллер, теряя терпение.
— Женщина думает, будто, я серьезно влез в ее дела. А они мне безразличны. Передайте это тем, кто вас послал.
— И все?
— Этого будет достаточно. В крайнем случае, вы всегда СМОЖЕТЕ ВЕРНУТЬСЯ. Вот мой дом. Я ни от кого не прячусь.
«С логикой у парня в порядке!» — решил Городецкий. Но оставался второй вопрос. Он утверждает, что опасность грозит и самому Алексею.
— Опустите руки! — скомандовал киллер.
— Спасибо, брат, — Федор произнес это с откровенной издевкой. Было ясно, что его не пугает оружие. Теперь уже и Алексей начинал сомневаться, что его противник — одиночка; за таким обязательно кто-то стоит.
— Что по поводу меня?
— Я уже говорил: вас собираются убить. Неужели вы до такой степени мазохист?
— Кто собирается?
— У вас была серьезная промашка?
— Нет.
— Почему-то мне кажется, что вашим палачом станет именно следователь прокуратуры Селезнева.
Глаза Алексея засверкали в темноте, он внимательно всматривался в лицо Федора, пытаясь вытащить из лабиринтов памяти любые детали прошлого. «Маленькое кафе, где этот парень слишком упорно глядел в мою сторону, назвав меня Гришей, хорошо помню. А раньше?.. Где мы виделись РАНЬШЕ? Нет, не похоже, чтобы он попадался на моем пути!
Но вернемся к кафе… Если бы он хотел расправиться со мной, то, при его умении, сделал бы это. Я могу постоять за себя, но внезапность решила бы многое. Если не все…
Однако никаких враждебных действий он тогда не предпринял!»
— Вам не кажется, что вот так стоять здесь опасно? — сказал Федор. — В любую минуту может зайти случайный прохожий.
— Откуда вы?.. — проговорил Алексей.
Он не закончил фразу, итак было понятно…
— Откуда столько знаю? — Федор усмехнулся и поднял вверх палец. — Оттуда! Считайте меня провидцем, предсказателем, кем угодно, но очень скоро убедитесь в моей правоте.
Алексей ощутил, как по телу побежали мурашки, в словах Федора он уловил: не обман, не блеф! С плохо скрываемой тревогой Городецкий попытался придать всему шутливый оттенок: