Эти мысли, мелькавшие у обоих, не мешали Варрону вести непринужденный разговор. Он рад, многословно распространялся Варрон, за Цейония, которому достался столь доходный пост, это почет и удача. Жаль только, что его назначили как раз в эту адски трудную провинцию. Сирия способна отнять все силы даже у очень крепкого человека.
– В сущности, – закончил он и улыбнулся легкой фамильярной улыбкой, точно похлопал по плечу своего собеседника, – в сущности, я рад, что я – частное лицо, а вы губернатор.
«Он, значит, не забыл, – подумал Цейоний с удовлетворением, – он помнит, что его выкинули из сената».
– Я слышал, – сказал он весело, – что вы и здесь даром времени не теряли.
– Ну конечно, – добродушно откликнулся Варрон. – Не так уж мы стары, чтобы сидеть сложа руки. Если не заниматься хоть немного культурполитикой, то куда же девать свой досуг? Да и ни для кого не тайна, что мое сердце принадлежит Востоку. – И он прибавил задумчиво, почти озабоченно: – Вы, Цейоний, римлянин с ног до головы, вам будет очень неуютно на этом запутанном, сложном Востоке. Если не срастись с ним сердцем… – Он пожал плечами, не докончив фразы.
Сидя прямо и неподвижно, Цейоний опять поскреб ногтями одной руки ладонь другой. Красные пятна на бледных костлявых щеках разгорелись, он искоса посмотрел на Варрона, заговорил сухим, скрипучим голосом.
– Сделать границы непроницаемыми, – сказал он, – утвердить дух Рима вплоть до самого Евфрата и не допускать, чтобы хоть что-нибудь чужое проникало с того берега. Иметь перед собой такую ясную задачу – ведь это лучшее средство срастись сердцем со всем здешним, с людьми и вещами. – И, стараясь смягчить резкость тона, он прибавил словно бы между прочим: – Мне очень жаль, мой Варрон, что в деле романизации нашего Востока придется отказаться от вашей помощи.
– Как так? – удивился Варрон. – Разве для человека, за которым не стоит армия, я мало сделал в этой области?
– Бесспорно, – вежливо согласился губернатор. – Вы немало способствовали насаждению в этой провинции греко-римского духа. Но и восточного вы притащили сюда, к сожалению, столько, сколько никто из римлян до вас.
– Это верно, – с удовлетворением подтвердил Варрон.
– Видите ли, дорогой мой, – продолжал Цейоний, – этого-то мы и опасаемся, этого-то мы и не любим. И конечно, – прибавил он не без злости, – вам не избежать разлада с собственной совестью, попроси я у вас совета в некоторых случаях. В самом деле, можно ли при наших вечных распрях с Востоком ждать хорошего, подлинно римского совета от того, кто является не только римским гражданином, но одновременно подданным парфянского царя и гражданином Эдессы?
«Он хорошо подготовился, – отметил про себя Варрон, – он хорошо изучил материалы обо мне. Это все тот же старый добрый враг. Пожалуй, он именно потому и стремился получить Сирию, а не какую-нибудь другую провинцию, что здесь сижу я».
Заканчивая последнюю фразу, Цейоний вытянулся еще больше. Варрон окинул его взглядом. «Я легко с ним справлюсь, – с радостью подумал он. – Он был и всегда будет ничтожеством. Правда, вот такие ничтожества и позволяют себе иногда, в своем наигранном молодечестве, увлечься и внезапно предпринять насильственные действия, чреватые неожиданными последствиями». И тут ему вдруг пришло на ум прозвище, которое он напрасно старался вспомнить все время. Дергунчик! Конечно, Дергунчик! Вот как они прозвали в школе Цейония. Так назывались деревянные куклы с подвижными руками и ногами – обычная забава на сатурналии; дернув за рычажок, можно было, потехи ради, заставить эти скрюченные фигурки распрямиться, а затем снова скорчиться. И прозвали так Цейония именно в насмешку над его потугами казаться выше, чем он был на самом деле.
Варрон развеселился, вспомнив прозвище Цейония. Он переменил тему разговора. Стал подробно расспрашивать губернатора о его частной жизни, настроении. Как оказалось, Цейоний опасался, что ему не так уж легко будет вжиться в этот чуждый всякого порядка мир восточного города. Предместье Антиохии Дафне, где были расположены виллы большинства аристократов и богачей, местность, известная всему миру своей бесстыдной роскошью, была не особенно приятным соседством для римского чиновника, исповедовавшего взгляды стоиков.
Собственно говоря, первый визит бывшего сенатора губернатору Сирии уже достаточно затянулся. Однако Цейоний задержал Варрона и снова заговорил о политических делах.