Когда я стояла одна, странное, тяжелое чувство поселилось у меня в груди.
Я сделала это. Я заставила его нарушить свои правила. Наконец-то сказать, о чем он думал. Даже если это длилось недолго. Даже если это были последние слова, которые я ожидала услышать от него. Это должно быть приятно. Торжество. Но когда я наконец заставила ноги двигаться и они повели меня на биологию, я не могла избавиться от неприятного привкуса во рту.
Однажды испачканный — грязный навсегда.
На следующее утро я застегнула черную куртку наполовину и выглянула в окно, осматривая двор. Не знала, почему я всегда проверяла его, когда никто никогда не смотрел. Сила привычки, я полагала. Моей паранойе не помогало то, что решетка тянулась по этой стороне дома; я знала по опыту, как легко на нее взобраться. Я трижды проверила замок на окне, провела большим пальцем по тусклым краям осколка опала в джинсах и вышла из спальни. Как обычно, в комнате Истона тихо, когда я проходила мимо нее. Даже в субботу он вставал рано.
Обращаться с тобой как с дерьмом? Это то, что заставляет тебя кончать?
Я сглотнула и спустилась по винтовой лестнице. Я не видела его с тех пор, как он заговорил со мной вчера; с тех пор его слова постоянно звучали у меня в голове.
Как по команде, его голос донесся до моих ушей еще до того, как я вошла на кухню, и мой пульс учащенно забился в предвкушении. Сначала я увидела его спину в футболке, его широкие плечи преградили мне путь к кофейнику, когда он наливал чашку.
— Зак может отвезти тебя, — растягивал он слова в сотовый телефон, зажатый между плечом и ухом. — Потому что я не поеду.
Он начинал наливать вторую чашку.
— Это не моя сцена. В любом случае, у меня тренировка сегодня днем, так что к тому времени, как я…
Я запрыгнула на стойку, прямо рядом с кофейником, который он наливал, и улыбнулась. Я на девяносто девять процентов уверена, что он разговаривал с Уитни, и мое присутствие гарантированно заставило бы его повесить трубку. Я никогда не узнала бы почему — может быть, он не хотел, чтобы я запятнала ее чистоту, — но, тем не менее, это приносило глубокое удовлетворение.
Он испустил низкий вздох, что-то среднее между раздражением и мрачным весельем промелькнуло на его лице.
— Мне нужно идти.
Наступила короткая пауза. Затем он повесил трубку, засунул телефон в задний карман и взял свою чашку, прежде чем повернулся и направился к острову.
Мои глаза прищурились при виде кофейника, затем они переместились на полную кружку рядом с ним, когда пар поднимался над краем. Теперь я знала, что это не для меня. Мне также не нужно поднимать голову, чтобы знать, что Истон сидел в "Айленде", потягивая кофе из своей чашки. Смотрел, как я поглядывала на пустой кофейник.
Он знал, что я всегда готовила свой примерно в то же время, что и он. Он также знал, что его мама каждое утро ходила за мной как по маслу, ожидая, когда будет готова ее собственная чашка. И все же каждый день одна и та же история: он готовил только на две чашки — одну для себя, другую для своего отца. Я понимала, почему он не готовил ничего для своей мамы; она любила, чтобы в ее утренний коктейль было добавлено столько ликера, что взрослый мужчина захрипел бы. Что касалось меня, я думала, у него были на то свои причины.
Мои губы поджимались, пока я готовила себе кофе, после того как его приготовила Бриджит, и пыталась не обращать внимания на горечь, подступающую к горлу.
— Дорогая, нет, не говори глупостей.
Я бросила взгляд на Бриджит, когда она вплыла на кухню с телефоном у уха, ее белые дизайнерские каблуки щелкали, щелкали.
— Конечно, я с самого начала знала, что это всего лишь слухи. Ты бы никогда этого не сделала, — она закатила глаза и открыла верхний шкафчик, роясь в своем сокровищнице пузырьков с таблетками.
Это идеальный момент, чтобы добавить ее любимый ликер в кофе, который я приготовила для нее. Она уделила мне ровно столько внимания, чтобы убедиться, что я добавила его в ее бокал, но недостаточно, чтобы заметить, как мало я налила на самом деле.
— Ради всего святого, Руби, просто уволь его уже. Никто не будет скучать по садовнику.
Она протянула мне таблетку ксанакса, щелкнула и вырвала свой стакан из моих рук. Я улыбнулась, как всегда, пытаясь поймать ее взгляд, но горечь в моем горле стала кислой, когда она развернулась на каблуках и вышла из кухни, даже не вдохнув в мое пространство.