Но не могла знать наверняка, насколько хорошо.
Это только вопрос времени, когда папа узнал бы о том, что я натворила.
Я не могла оставить след, но и не хотела терять свое единственное оружие. Задрав подол ночной рубашки до щиколоток, я обернула материал вокруг руки, пока он не стал таким же красным, как моя рана. В надежде, что это остановило бы кровь.
Небо становилось все темнее по мере того, как я приближалась в никуда, уличные фонари исчезли позади меня по мере того, как я шла. Мои мышцы болели, голые пятки ободраны.
Не останавливайся.
Где-то в темноте появились и исчезли синие радужки. Я на мгновение закрыла глаза.
Это не по-настоящему. Это не по-настоящему.
Черные волосы. Змеиные глаза.
Черные волосы. Змеиные глаза.
Картинки и голоса мелькали в моей голове до тех пор, пока мой мозг не стал болеть почти так же сильно, как и все остальное во мне. Когда комок в моем горле стал таким большим, что я не могла вдохнуть, я крепче обняла себя руками и представила, что это объятия моей мамы. Я пыталась вспомнить, каково это. Эта мысль согрела меня, но все равно тело сотрясала дрожь, и я знала, что не от холода.
Я хотела быть храброй.
Я храбрая.
Лгунья, лгунья.
Мое лицо исказилось гримасой, меня переполнило отвращение. Как я позволила этому случиться?
Капля дождя упала на лицо, заставляя меня вздрогнуть. За ней последовала другая. Вскоре загремел гром, и капли стали хлестать меня по щекам.
Стуча зубами, я шла дальше, пока не перестала чувствовать ноги.
Я не знала, сколько часов прошло, когда я начала отключаться, но дождь прекратился. Магазины с надписями "закрыто" тянулись по обе стороны улицы. Мои ноги подкашивались, область между бедрами все еще пульсировала. Я вдохнула, умоляя свои мышцы продолжать работать.
Не подведите меня сейчас.
Но, как обычно, я подвела себя. Когда я попыталась сделать еще шаг, по моей спине пробежала дрожь, отчего зрение затуманилось. В груди загорелось. Я не могла вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз пила воду.
Мне нужен перерыв. Всего секунда отдыха.
Прислонившись к ближайшей кирпичной стене, я опустила голову и сосредоточилась на своем дыхании. У меня такое ощущение, что ноги сделаны из желе, но я боялась, что если позволила бы себе сесть, то заснула бы и меня поймали.
Рев двигателя заставил меня поднять голову.
Я сощурилась сквозь потоки дождя и туман в глазах, различая старый пикап через магазин от себя. Машина стояла на холостом ходу, дородный мужчина на водительском сиденье сосредоточен на бумаге в своих руках. Мой взгляд из-под тяжелых век заскользил по кузову грузовика. Брезент закрыл его от одного конца до другого, но мебель под ним слишком большая, в результате чего кровать осталась открытой, а веревка-банджи крепко удерживала все. Затененный участок пространства привлек мое внимание к левой стороне кровати.
Мой пульс застучал в ушах, как часы.
Я знала, что не смогла бы долго отдыхать на этом месте, но в дороге, в движущемся автомобиле….
Водитель потянулся к ремню безопасности, и мое сердце заколотилось в груди. Сейчас или никогда. Я подкралась поближе и старалась вести себя тихо, пригибаясь, когда забралась на заднее сиденье, но не смогла удержаться хныканья от напряжения. Извиваясь, как змея, я протиснулась в узкий проход рядом с парой стульев и письменным столом.
Рев двигателя заглушил стук дождя по брезенту. Затем мы тронулись. Сдавленный выдох сорвался с моих губ, что-то среднее между облегчением и ужасом.
Я в порядке.
Я в порядке.
Я в порядке.
Лгунья, лгунья, лгунья.
Я хотела к своей маме. Я хотела к своему кузину. Я хотела, чтобы этот кошмар закончился. Но я сомневалась, что когда-нибудь увидела кого-либо из них снова, и конца моему кошмару не было видно. Желчь подступила к горлу, горячее, чем когда-либо. Моя мокрая ночная рубашка — ночная рубашка, в которую он меня одел, — натирала кожу. Мои глаза заслезились, но я не стала бы плакать. Я не стала бы, только не из-за него.
Хотя я и не знала, где я.
Даже несмотря на то, что мне некуда было идти.
Я же не могла вернуться домой. Папин долг насчитывал больше времени, чем то, что я была жива. Если он продал меня однажды, чтобы расплатиться, он сделал бы это снова. Вероятно, тому же человеку, если тот выбрался бы из гостиничного номера живым. Я вздрогнула, как будто эта мысль могла вызвать его в воображении.