Несмотря на прошедшие годы, я все еще могла разглядеть половину цветка, который был выгравирован в вазе до того, как она разбилась. Я провела большим пальцем по тусклым краям, испачканным красным, не в силах отвести взгляд от выцветших пятен.
Это гораздо больше, чем осколок вазы. Это больше, чем оружие, в которое я когда-то превратила его. Это напоминание о том, что произошло, и о том, что я преодолела. Обещание выжить. И секрет, который я унесла бы с собой в могилу. Но это также напоминание о том, что нужно оставаться начеку, отказаться от слабости и никогда не забывать, откуда я родом до того, как Резерфорды заманили меня в свою башню из слоновой кости.
Потому что такие люди, как он — тот, чья кровь запеклась на осколке у меня под большим пальцем, — они никогда не прекращали поиски. А такие люди, как я, что ж, мы никогда не прекращали бегство.
Вот почему для меня паранойя никогда не была просто паранойей.
Аккуратно засунув осколок стекла обратно за пояс, я ополоснула лицо холодной водой, вытерлась бумажным полотенцем и собрала локоны в конский хвост. Из кабинки позади меня донёсся шум спуска воды. Пока другая девушка мыла руки, я сняла куртку и засунула ее в рюкзак.
В каком-то смысле я должна была поблагодарить Уитни за свой наряд. Только после того, как она подала общешкольную петицию за «свободу выражения мнений» и «индивидуальность», правление наконец отменило их безвкусную форму. Некоторые рекомендации по-прежнему доставляли мне неприятности — мой черный топ слишком мал, и при каждом движении видны проблески серебряного пирсинга в пупке — но мистер Доу позаботился бы о том, чтобы меня наказали, независимо от того, как я одета, так что к черту все.
Девушка вышла из туалета, и я последовала за ней по пятам. Я уже наполовину переступила порог, когда белая футболка преградила мне путь, грубые руки сжали мои запястья, и я вынуждена вернуться в ванную.
— Что за…
— Скажи мне правду, Ева, — выдохнул Картер мне в лицо.
Он прижал меня спиной к стене, сцепляя мои запястья по бокам. Волна паники накрыла меня, холодная и внезапная. Я проглотила это.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он. — Почему ты сейчас трахаешься со всеми, кроме меня? Это твой способ отомстить мне?
— Не льсти себе, Картер, — я вздохнула, изображая скуку, просто чтобы позлить его. — Ничего из того, что я делаю, не для тебя.
Его и без того тонкие губы сжались, становясь почти несуществующими, его хватка ломала кости моего запястья и скручивала кожу. Боль пронзила руки, заставляя меня морщиться, но я отказывалась издавать звуки.
Когда давление только возрастало, моя грудь поднялась, а в ушах зазвенела паника.
Дверь ванной распахнулась, и ветерок коснулся моей кожи.
— Девочка, я услышала об этом уже больше месяца назад.
Две девушки остановились на полушаге, когда за ними закрылась дверь. Их губы раздвинулись, образуя маленькие круги, глаза расширились, когда они смотрели на нас.
— Эм, ладно, — в конце концов сказала одна из них. — Мы вернемся позже.
Они исчезли еще до того, как последнее слово произнеслось полностью.
Я оглянулась на Картера, чьи глаза продолжают метаться к уже закрытой двери. Выражение моего лица оставалось скучающим, но слова звучали отрывисто.
— Если ты не хочешь, чтобы все в школе увидели твою смущающую приставучесть, отвали от меня к чертовой матери. Сейчас же.
Он заколебался, прежде чем подчинился.
Потирая больное запястье, я повернулась и взялась за дверную ручку. Мы оба дышали немного тяжелее, чем обычно, когда вместе вышли из туалета, моя шея и ладони влажные.
Почти сразу же от стен стали отскакивать свистки. Люди смотрели со смешанным выражением лица, некоторые в замешательстве, другие в ужасе, большинство без интереса. Некоторые парни поднимали подбородки в сторону Картера, кивая ему в знак одобрения. Я не видела выражения лица Картера, но я уверена, что он разыгрывал это так, как будто мы только что трахнулись.
Неважно. Пока он не прикасался ко мне, мне искренне наплевать.
В тот момент, когда я повернула направо, чтобы направиться на биологию, мой взгляд наткнулся на гладкие, теплые виски. Лучший друг Истона, Зак, оживленно разговаривал рядом с ним, но, как и в прошлый раз, он наблюдал за мной. Прислонившись плечом к своему шкафчику, одна лодыжка свободно закинута на другую. Я бы убедилась в его безразличии, если бы не напряжение, стискивающее его челюсти, и темные круги, растекающиеся, как чернила, по его зрачкам, когда он переводил взгляд с меня на Картера, затем обратно.