Выбрать главу

«От царевича и великого князя Дмитрея Ивановича всеа Русии (в койждо град именно) воеводам и дияком и всяким служилым людем, и всем гостем и торговым и черным людем. Божиим произволением, его крепкою десницею покровенного нас от нашего изменника Бориса Годунова, хотящаго нас злой смерти предати, и Бог милосердый злокозненного его помысла не восхоте исполнити и меня, господаря вашего прироженного, Бог невидимою рукою укрыл и много лет в судьбах своих сохранил; и яз, царевич и великий князь Дмитрей Иванович, ныне приспел в мужество, с Божиею помощию иду на престол прародителей наших, на Московское государьство, на все государьства Росийского царьствия. И вы б, наше прирожение, попомнили православную християньскую истинную веру и крестное целование, на чем есте крест целовали отцу нашему, блаженныя памяти государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии; а яз вас начну жаловати, по своему царьскому милосердому обычаю, и наипаче свыше в чести держати, и все православное християньство в тишине и в покои и во благоденьственном житии жити учинити хотим»103.

Словесный удар подействовал сильнее обмена пушечными выстрелами. Вот что предлагалось черниговцам и жителям других городов, через которые шло войско самозванца: служить прирожденному царевичу, хранить клятву царю Ивану Грозному и укреплять православную веру, надеяться на жалованье от спасенного царевича и «тишину» нового царствования. Обольщение оказалось сильнее здравого смысла. Чернигов сдался на милость победителя. Но вместо обещаний, содержавшихся в «прелестных письмах» (именно так назывались подобного рода агитационные документы), город столкнулся с конфискациями и увидел на своих улицах мародеров, а также первую кровь. Двое плененных черниговских воевод, князь Иван Татев и князь Петр Шаховской, предпочли сохранить жизнь и «крест Ростриге целовали», то есть присягнули «царевичу Дмитрию Ивановичу». Еще один черниговский воевода, Никифор Семенович Воронцов-Вельяминов, за отказ целовать крест самозванцу был убит по его приказу.

Происхождение казненного воеводы из рода Вельяминовых, однородцев Годуновых, ни у кого не должно было оставить сомнений, что в Московское государство вернулся настоящий сын Грозного царя, который также не пощадит «узурпатора» Бориса Годунова.

Глава третья

ПОВОРОТЫ ФОРТУНЫ

Ответ царя Бориса Годунова

Первые слухи о появлении в Речи Посполитой человека, называющего себя царевичем Дмитрием, сыном Ивана Грозного, как уже говорилось, стали доходить до Москвы в начале 1604 года. Царь Борис Годунов, вероятно, испытал сильные чувства при чтении «довода» своего агента в Литве купца Семена Волковского-Овсяного, сообщавшего 2–7 февраля 1604 года о том, что «вора», назвавшегося именем царевича Дмитрия, уже принял король Сигизмунд III. Правда, успокаивал агент, король сразу же «отослал» его от себя и пожаловал «поместишком» где-то в Польше как обычного перебежчика, запретив «прилучаться» к нему своим подданным из числа «панов», «шляхты» и «жолнеров». Однако даже из этого неточного донесения становилось очевидным, что к Лжедмитрию беспрепятственно собираются другие перебежчики из Московского царства. Опасными были и его контакты с запорожскими казаками, которым самозванец обещал выдать жалованье «как, кажет, мене на Путивль насадите». Запорожцы обещали «проводить» Лжедмитрия «до Москвы»104, однако король Сигизмунд III, храня «мирное постановенье», приказал посадить посланцев от казаков в тюрьму.

Все это было неприятно царю Борису, но пока что казалось не столь серьезным, каким станет позднее. Появление «царевича» в землях князей Вишневецких логично укладывалось в старый конфликт с ними по поводу пограничных сел, сожженных по приказу Бориса Годунова.

Видимо, от своих агентов царь Борис узнал и другие, биографические подробности о человеке, выдававшем себя за царевича: что это бывший чернец, служивший у патриарха Иова в Чудовом монастыре. О службе у патриарха самозванец хвастался открыто и не скрывал имени Григория Отрепьева, под которым его знали в Москве. Знали, например, об этом его спутники — Варлаам Яцкий и Мисаил Повадин, ушедшие вместе с ним весной 1602 года на богомолье в Святую землю.

Как воспринял царь Борис Годунов известие о «воскрешении» царевича Дмитрия? Ответить на этот вопрос важно для психологической картины того давнего дела. Сотни глаз следили за царем, пытаясь понять, не чувствует ли он свою вину. И кажется, Борис дал повод для разговоров.